У Исабель чуть не вырвалось «Нет!», и в этот момент она испугалась, что уже крикнула это. Но во рту у неё пересохло, а крик будто застрял в горле. «Нет, не делай этого!» – всё вертелось у неё в голове, но она не могла произнести это.
– А потом пришла Лена, – продолжал папа. – Она незаметно пробралась в кухню. Помню её испуганный плач. Обернувшись, ты заметила её. Я наблюдал за вами в замочную скважину. Всхлипывая, она стояла у печки, держа в руках чернющее полотенце и прижимая к груди мою собачку, которую спасла из огня. Ты была вся в саже, как и полотенце.
Ты сказала: «Положи её обратно», – но Лена не послушалась. Она ничего не говорила, только рыдала. Ты повторила ещё раз. Но Лена прижала игрушку к себе. Она не хотела, чтобы та сгорела. Но ты так разозлилась, что тебя было не остановить, и ты схватила Лену. Я видел. И слышал, как она закричала. Тогда ты отпустила её. Лена повернулась и побежала прочь. А я, стоя за запертой дверью, слышал и видел всё через замочную скважину. И я знал, что Лена побежала в лес, и тебе это тоже было известно, потому что ты крикнула ей вслед: «Вернись! Если попытаешься спрятаться в лесу, придут тролли и заберут тебя!»
Исабель незаметно смахнула стекавшую по щеке слезинку.
Когда девочка подняла глаза, папа уже закончил свой рассказ.
Он стоял посреди комнаты с несчастным видом, часто моргая, и держал в руках ту самую игрушечную собачку, спасённую из огня.
В комнате стояла такая тишина, что отчётливо было слышно дыхание каждого.
– Больше я не видел Лену, – произнёс папа. – Я просидел в подвале до вечера, а потом нигде не мог её найти. Она так и не вернулась после того, как спрятала эту игрушку…
Опустошённый и грустный, папа посмотрел на собачку: «Лена больше не вернулась. А на следующий день её нашли мёртвой в лесном озере».
– Я не собиралась прогонять её, – слабым голосом сказала бабушка. – Я только не хотела, чтобы она убегала в лес. Поэтому я и крикнула ей вслед.
Дедушка приблизился к бабушке и сжал её руку.
Папа не смотрел на них. Он ещё раз провёл пальцами по собачке – по её выцветшей мордочке, затвердевшему тельцу и обгоревшему уху, – поставил её на стол и вышел из комнаты.
В комнате стояла мёртвая тишина.
«Неужели это правда?» – думала Исабель. Неужели это была их бабушка, бабуля, которая всегда играла с ними, заботилась о них и хлопотала, баловала и обнимала, пела колыбельные и пекла блины? Бабушка, пахнувшая цветами, с которой связаны воспоминания о клематисах, заблудившихся лосях и лесных кострах. Бабушка, которая накрывала под дубом стол, пекла булочки с корицей и готовила отвар из цветов бузины с ванилью… Неужто она и правда так обращалась со своим сыном? И как бабушке и папе удавалось столько лет всё это скрывать?