И с ней, с Мариной, снова свёл его догадливый Матвей. Как раз здесь вот, в Первомайском. И аккурат первого мая. А поженились они уже в Мурманске. Шестого июня сорок шестого, так уж выпало. Саша тогда ворчал, не то в шутку, не то всерьёз: не многовато ли шестерок? Число, говорил, не ахти какое. Марина посмеивалась. Ну не привыкла она верить в приметы. И правильно, что не привыкла: жизнь прожили, как говорится, душа в душу.
Однажды, много лет спустя, сидя за праздничным — по случаю приезда Матвея — столом (Алешки не было, как раз в армию ушел), Саша обвел их взглядом и сказал весомо: не в приметы надо верить, а в людей. И добавил: а ведь первая встреча с Мариной случилась у него много лет тому вперед, и тоже в Первомайском. Статная пожилая женщина в крепдешиновом пиджаке, а в руках — красные гвоздики. А потом он видел её на Посту, на встрече с юнармейцами, даже фамилию её — Полынина — в книжечку записал. А как встретился с ней в прошлом, так и не сообразил. Уже потом…
Марина Алексеевна кладёт к стеле с именами свой букет и кивает внучке: пойдём. Объяснять ничего не надо, дорога известна: на противоположную сторону улицы Сталина, к церкви Александра Невского, что поставили на месте двух старинных, почти до основания разрушенных во время городских боев.
Неяркий — будто сквозь золотистый покров — свет. Пропитанная запахами ладана и воска сень. Светлая бронза ликов, нарядные оклады. Среди икон Марина Алексеевна безошибочно находит ту, к которой шла: на потемневшей от времени доске размером чуть побольше ладони — светловолосый воин, в руках — поднятый крест и меч вниз остриём. «Заступник орловский, — однажды сказал Марине Алексеевне молодой русоволосый священник, заметив, что она задержалась у этой иконы. — Из прежней ещё церкви. Как уцелел — неведомо. Промысел, не иначе.
Промысел. Едва заметная крепкая нить, связующая времена и людей.
Марину Алексеевну набожной не назовешь, воспитана иначе, но одну молитву она знает накрепко:
— …Молим Тя, приими убо отшедших к Тебе воинов в сонмы воев Небесных Сил, приими их милостию Твоею, яко павших во брани за независимость земли Русския от ига неверных, яко защищавших от врагов веру православную, защищавших Отечество в тяжкие годины от иноплеменных полчищ…
Они не ушли. Они здесь. Она помнит, Мартынов помнит. Алешка… сыну всего и полностью, конечно, не расскажешь, даже и слов не найдешь, но он знает и о Полевом, и о Селезне, и о Земском… А об отце, так выходит, — всего меньше. Матвей в прошлый свой приезд показал рукопись, озаглавленную «Три жизни Александра Орлова».