— Мне бы, товарищ старший майор, с вами словечком-другим перекинуться, — хитро прищурившись, сообщил он с видом профессионального заговорщика.
— Слушаю, — Годунов напрягся, хотя, судя по всему, новость была не из поганых.
— Не стал я принародно каяться, чтоб, как в старинных романсах пелось, страсти роковыя не пробуждать, а попросту говоря, народ не будоражить… — он помялся, изображая смущение. — Есть у меня ещё один паровозик. Да не абы какой, а «федюшка»… ФД, то есть. И мыслишка на его счёт имеется. Я, товарищ старший майор, в девятнадцатом году машинистом ходил на бронепоезде «Коммунар». Вот помозговал я малость, пока мы тут беседовали, — а почему бы не…
Ну, вперед, товарищ старший майор третьего ранга, вспоминай, чего ты про бронепоезда знаешь!
— А давайте-ка… э-э-э…
— Савелий Артемьевич, — догадливо подсказал железнодорожник.
— Давайте, Савелий Артемьевич, обсудим это с товарищами, да и решим.
Решили: «Феликса» приспособить для эвакуации. Прикинули: за три рейса тогда можно управиться. Даже Артемич, поупиравшись и повздыхав — видать, нарисовалась ему уже картинка из героического прошлого и ещё более героического будущего, — признал: «кукушки» туда-сюда, до Тулы и обратно, замаются мотаться, а исходя из того, что ни машинистов, ни угля, ни…
Тут его довольно беспардонно прервал Беляев — да и выпроводил. Время тоже было в дефиците.
Партсекретарь хмуро поглядел на подошедшего Годунова и снова углубился в работу.
— Что, товарищ Игнатов, тезисы к докладу кропаете? — примирительно улыбнулся Годунов.
— Не до докладов сейчас. Доклады, старший майор, на нас на самих напишут, если просрём город. Уж поверь — ни чернил, ни бумаги не пожалеют, найдутся доброхоты. Я нашу систему на своей шкуре уже изучил… Как-никак с конца Гражданской в органах.
— Чекист, значит? — хоть и муторно сейчас, и не до задушевных бесед, но общий язык с партийным руководством города находить надо. — А что ж на партработу перешли?
— Куда послали — там и служу. Да и неуютно стало у нас в главке для старых кадров. Сам-то ты, дивлюсь, не московский выдвиженец, не помню я тебя…
— Так и я вас не помню…
— Николай. Не «выкай», мы с тобой сейчас одну качель качаем.
— Александр.
— Ну, вот и добре. Сам-то где служил до войны?
— На Мурмане… — осторожно ответил Годунов.
— Далековато от наших краев, факт. И как там? Что за народ в Управлении подобрался?
— Да как везде. Служба наша известная, Николай. Как прежде говорили, государева.
Игнатов вдруг встал со своего места. Нет, не встал — воздвигся, и сразу стал похож на затянутый в защитный френч двухметровый монумент: