Повести и рассказы писателей Румынии (Войкулеску, Деметриус) - страница 188

Боярин встретил его дружески, хоть и в халате и ночных туфлях. Крепко пожал ему пухлую руку, и не успел усадить в кресло, как словно из-под земли объявился поп. Господин Яни, лишь заслышав о краже жеребца, принялся причитать и до того разошелся, что стал на себе рвать одежду.

— Да как такое может быть? А я-то думал, позвали меня продать каких-нибудь лошадей из ваших табунов!.. Дошли до меня слухи — уж не прогневайтесь! — будто вы много проиграли в штос, и я подумал…

Боярин остановил его великодушные речи, спросив — как научил его пол, — не продаст ли ему конокрад назад скакуна.

— Да как вам пришло такое в голову?! — захлопал глазами Яни.

— Ты, может, и не заметил, — разъяснил боярин. — Может, он совсем на себя стал не похожий, может, его покрасили, царской водкой смазали да еще через пар пропустили, как шелковичный кокон. Где ж тебе его узнать-то?

Господин Яни клялся и божился именем детей и всех родных, что ничего не ведает, но обещал не спускать глаз с товара, который будет проходить через его руки. Боярин может на него положиться.

Когда же принялись толковать, откуда жеребец родом, грек даже подскочил в кресле, глаза выпучил, а руку, которой размахивал, до того сжал, что затрещали суставы. Весь он стал алее пламени… Так-то боярин в лошадях разбирается! Спрашивает, верно ли, что конь аглицкий? Да и на кой тогда важные бумаги и расписка? Да ему за всю жизнь таких оскорблений не было! Да ведь он доставляет коней для гаремов падишаха…

— Ты, может, хочешь сказать, одалисок, — поправил его боярин.

— И кобыл, и одалисок! — горячился грек, не допуская мысли об ином происхождении лошади.

Ничего не могли от него добиться, кроме свирепых протестов, клятв и проклятий.

— Спроси его, боярин, — тут поп дипломатично спрятался за спину хозяина, — а не осталось ли хоть самой малости из старой того коня упряжи, тоже аглицкой?

Господин Яни не мог взять в толк.

— Уздечки, куска седла, удил, наконец, какого-нибудь малого знака…

— Да зачем это надобно? — недоверчиво спросил грек.

Ему не ответили. Он пялил глаза на попа. Удила? Уздечка? На кой ляд? Потом торопливо: нет, он не думает, не помнит…

Боярин насупился. Но конечно, как только Яни прибудет в Галац, то уж непременно обыщет все до нитки. И коли чего найдет, тут же вышлет. Или сам явится.

Чем больше темнел боярин, тем любезней становился Яни. Но напрасно пытался грек его умаслить — дескать, хочет он посмотреть хваленые его табуны, дескать, готов тут же купить и пшеницу, и мед… Старик разъярился и выставил его за дверь да еще велел пошире раскрыть ворота. И тотчас же приказал возжечь курильницу с благовониями и растворить все окна. Господин Яни отбыл, вздымая клубы пыли, в которых, как корабль на волнах, покачивалась его венская карета.