– Неужели я и впрямь слышу все это? И как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости? Неужели я воспитал такую дочь, которая бросает мне в лицо оскорбления, словно так и следует делать!
– Но это же правда, даже не пытайся отрицать. Я не буду грустить из-за того, что расстанусь с тобой и мамой. Вы не были счастливы на Саскэтче, а я – была! Да вам просто было не до меня, вас преследовала только одна навязчивая идея – прошлое. Вы мечтаете вернуться назад, в мир, который когда-то оставили, но для меня даже название его – пустой звук. Я хочу жить только на этой планете.
Прамод побагровел:
– Что за смехотворные речи! Да на Саскэтче живет лишь несколько миллионов человек. Как можно сравнить здешнюю жизнь с жизнью в одном из крупнейших миров?
Пандамон Бешван поджала свои полные губки и упрямо замолчала.
Прамод стукнул себя ладонью по лбу и принялся с мрачным видом расхаживать по тесной кладовке, которую громко называл своим кабинетом.
– Вот уже целых три года мы заперты в этой консервной банке. Три года мы бродим, как по пустыне, в Запретной зоне, постоянно сталкиваясь со всеми мыслимыми и немыслимыми опасностями. Только для того, чтобы выбраться из этой чертовой дыры и вернуться в родной Ноканикус! И вот теперь собственная дочь говорит мне, что ей не хочется возвращаться вместе с нами, что она намерена нищенствовать на этой убогой пограничной планете, где живут одни белокожие!
Панди пожала плечами.
– Ну хорошо, можешь оставаться. – Прамод скрестил руки на груди. – Я должен попытаться найти силы и каким-то образом сообщить твоей матери, , какое бессердечное решение ты приняла.
– Спасибо тебе, папочка.
Вызывающе одетая в европейский костюм – розовый чебран и белые сапожки, – с короткой стрижкой и без пятнышка – знака касты – на лбу, непокорная девушка демонстративно вышла из комнаты.
Прамод подождал несколько секунд, собираясь с силами, а затем повернулся и вышел через другую дверь, ведущую в спальню Бешванов.
Несмотря на одиночество в глубинах пояса астероидов, Прамод Бешван настаивал на поддержании заведенного порядка семейной жизни, как того требовал священный канон индуизма. Одним из твердых правил семейства Бешван были семейные трапезы, в особенности обед – последний прием пищи периода бодрствования, которому частенько предшествовала короткая церемония принесения жертвы и очищения в маленьком алтаре Шивы, устроенном в углу гостиной.
По этому особому случаю обед состоял из консервированного карри, поданного к выращенному на гидропонике рису, с лепешками «чапати» и острыми маринованными овощами.