В дальнейшем арабская Испания вступает в эпоху медленного, но неотвратимого упадка, вызванного новыми историческими условиями, когда она оказывается в тисках между берберскими завоевателями из Африки и начинающейся реконкистой – обратным завоеванием Пиренейского полуострова христианами. Арабы теряют город за городом и не находят сил, чтобы разомкнуть сжимающееся кольцо. Вызванная этим экономическая деградация тяжело отзывается на деятельности арабских портов пиренейского побережья, в ряду которых Кадис, Альхесирас, Малага, Альмерия, Картахена, Аликанте в связи с сокращением объема морской торговли постепенно теряют международное значение. Несомненно, это отразилось в деловой документации того времени, но мы не располагаем полным составом источников: многие из них погибли в огне опустошительных войн последующего времени, часть находится в недоступных нам хранилищах. Памятники изящной литературы известны гораздо больше, и когда мы к ним обращаемся, то видим, что от столетия к столетию в них нарастают мрачные тона, вызванные неровным пульсом политической жизни страны. Сумеречные строфы знаменитого поэта XI века Ибн Хазма, бежавшего на Балеарские острова от политических врагов, которые после этого в бессильной ярости сожгли в Севилье его библиотеку, еще обращены к себе:
Судьбу мы постигли уже и познали:
В ней горе, а радость уносится вдаль;
И счастье, расцвесть не успев, увядает
Мгновенно – и следом приходит печаль.
За гробом в День Судный, в день гнева и страха.
Хотели бы мы, чтобы не было нас;
И здесь наш удел – это скорбь и страданья;
Грехи и утрата отрады для глаз.
О прошлом вздыхай, о грядущем заботься;
Печалься разбитым надеждам всегда
Так радость душе представляется звуком
Пустым, где от сущности нет и следа.
По афористичной отточенности мысли это стихотворение перекликается с благоухающими чистотой чувств ранней юности строками сицилийско-испанского поэта этой поры Ибн Хамдиса:
О муках любви я ей поведал; но, обратясь
К подругам, спросила их: «А муки любви сильны?»
(Перевод В.А. Эбермана)
или с появившимся еще в IX веке этюдом испанского поэта и дипломата Яхьи ал-Газаля:
«Люблю тебя», – она сказала;
«Ты лгунья! – ей ответил я. —
Кого слепая страсть связала;
Того обманет ложь твоя.
Велит мне ум седой и строгий
Не верить слову твоему:
Отшельник дряхлый и убогий
Уже не нужен никому;
Мне показалось – ты сказала
Пустым признанием твоим:
«Свободный ветер я связала;
И он остался недвижим;
Огонь несет с собою холод;
Пылая, движется вода.
Для шуток я уже немолод;
Я отшутился навсегда».
Но стремительно идут декады лет, и личные мотивы у поэтов арабской Испании, захлестываемой волнами реконкисты, все чаще вытесняются гражданскими. Уже Ибн Хазм был свидетелем падения династии кордовских Омейядов, а Ибн Хамдису довелось блистать в Севилье, занявшей место Кордовы в качестве центра арабско-испанской культуры. Падение обеих столиц в 1236 и 1248 годах оставляет в руках арабов только Гренаду, они сознают, что дни их власти на Пиренейском полуострове сочтены, и пессимизм все более охватывает произведения их поэзии. Апофеоз этих настроений – известная элегия Абу-л-Бака Салиха из Ронды, созданная в том же XIII столетии: