К берегам «утренних и вечерних стран»
Не счесть алмазов в каменных пещерах.
Не счесть жемчужин в море полуденном;
Далекой Индии чудес.
Звучат упоительные такты оперы, и мысль переносится к стране на далеком юге нашего полушария. Ее громадное треугольное тело, простершееся от снежных Гималаев до сожженного тропическим солнцем мыса Коморин, делит Индийский океан на западную и восточную части. У стыка двух половин, там, где южный угол треугольника обрывается в море, стоит храм гневной супруги бога Шивы, покровительницы женщин Кали; каменные глаза богини, обвитой ядовитыми змеями, неподвижно смотрят в водную даль.
Индия. На студеных берегах Волхова, а позже в Московской Руси эту страну уже знали по «красному товару» – дорогим узорчатым тканям, самоцветам и пряностям, что привозили на дальний север персидские купцы. Современник Ахмада ибн Маджида тверской путешественник Афанасий Никитин сам побывал на индийском берегу и оставил потомкам бесценное свидетельство очевидца, пытливо вглядывавшегося в жизнь далекой страны. Постепенно Индия стала в старой Руси олицетворением сказочного богатства, мудрости и загадочности Востока, поэтому не случайно этот заморский экзотический Восток представлен в «Садко» именно индийским «гостем». Тогда слово «гость» не имело того значения, как сейчас; происходя от латинского hostis «враг», оно означало пришельца из чужой страны, а цель прибытия указывалась прилагательным; купцы были «торговыми гостями», а в пушкинской «Сказке о золотом петушке» против царя Додона «лихие гости идут от моря». «Торговые гости» с Востока были желанны в Московии: они привозили не только «красный товар», но и вести о дальних землях, неизменно встречавшие живой интерес у северян.
В отличие от Индии почти соседняя с ней Аравия, с которой связывалось представление о знойной пустыне, лишь кое-где оживленной оазисами, редко вызывала яркие реминисценции сама по себе; но те явления культуры в завоеванных ею странах, коим она дала свой язык, а подчас и источник, проникши в Европу, распространили арабское слово по разным, иногда неожиданным, направлениям. Если уже привычно сознавать арабское происхождение таких слов, как «алгебра», «зенит», «цифра», «тариф», «алкоголь», или таких звездных наименований, как Вега, Ригель, Альдебаран, Бетельгейзе, то мало кому придет в голову искать подобное влияние в оперной классике, обращением к которой начинается эта глава. Между тем слепую Иоланту исцеляет мавританский врач