Сам город стоял на пересечении морского и сухопутного торговых путей, и жил в основном за счёт торговли между морскими и сухопутными купцами и их обслуживания. Городок был совсем не мелкий. Не, по древнеримским стандартам, когда были города-миллионники, он, конечно, не насчитывал миллион жителей. Но, как утверждали гномы, здесь было не менее двухсот тысяч жителей и этот город-порт был пятым в Империи по количеству населения. Мне с трудом представлялось, какую площадь он занимал и как управлять таким городом, если для связи существуют только гонцы. Да всадник от края до края будет целый день скакать галопом. Хотя, конечно, это не мои проблемы.
Мы же, ведомые гномами, отправились в бани, где оторвались по полной программе: там было всё, что душе угодно, начиная парилками с бассейнами, и заканчивая приватным массажем с дополнительными услугами. По заверениям гномов, на те деньги, что я отделил на погулять, мы здесь можем неделю кутить всей компанией, ни в чём себе не отказывая. Мы и не отказывали: пили, пели и я даже успел немного подебоширить.
Разговор Грога, Кроу и Дорга с помощником судьи
– Да что он такого сделал, ну выпил немного и чуть-чуть подрался со стражниками, зачем же его за это на рудники, – говорил Дорг, подвигая мешочек с деньгами к помощнику судьи.
– И это, по-вашему, чуть-чуть? Да он сломал две руки, одну ногу и тридцать пять зубов выбил! – произнес помощник, отодвигая мешочек с деньгами назад.
– Мы всё понимаем, потому здесь и серебро, а не медь. Тут хватит и стражникам на компенсацию, да и на судебные издержки хватит, – не сдавался гном, придвинув деньги обратно.
– Эх, если бы только это, он прилюдно сквернословил в адрес семьи императора, и требовал к себе в баню его самую красивую дочь. Я не говорю ещё о том, что он, по его словам, собирался свергнуть нашего законного правителя и сеть на его трон. А это уже на четвертование как минимум тянет, – вздохнул помощник, не сводя взгляда с денег.
– Ну что-то можно же сделать? – спросил гном и добавил ещё пару серебряных монет.
– Если бы он раскаялся в содеянном и согласился на имперскую службу сроком на пятьдесят лет со своим личным отрядом, то судья вынужден будет признать его раскаяние, – произнёс помощник, и взял из кошелька равно четыре серебряные монеты.
– А если, скажем, осознает, раскается и готов будет уплатить штраф? – поинтересовался гном.
– Тут дело штрафом никак не завершить. Оскорбление чести и достоинство имперской семьи карается либо каторгой либо четвертованием, – не согласился помощник.