— Какой Истины?
— Это я тебя должен спросить! — рявкнул капеллан, и в его лице на секунду проступили черты офицера-кастеляна. — Как же я могу тебе помочь, если не знаю, какую религию ты исповедуешь?
— Фундаментальный зороастризм.
Капеллан вытащил из стола оклеенный целлофаном список и стал водить по нему пальцем. — За… зе… зи… Зороастризм реформированный фундаментальный[7]'. Этот?
— Да, сэр.
— Что ж, это очень просто, сын мой… 21–52 05… — Он быстро набрал номер на диске, вделанном в крышку стола, а затем небрежным жестом, сверкая горевшими божественным восторгом глазами, смел на пол всю бумажную груду. Скрипнул скрытый механизм, часть столешницы опустилась, потом вернулась обратно вместе с пластиковой шкатулкой, украшенной изображениями быков, поднявшихся на задние ноги. — Минуточку! — произнес капеллан, открывая шкатулку.
Он развернул полосу материи, затканной фигурками быков, и намотал ее на шею. Потом положил рядом со шкатулкой толстенную книгу, переплетенную в кожу, а на крышку водрузил двух металлических быков с углублениями на крестцах. В одно углубление он налил из пластиковой фляжки дистиллированную воду, в другое — благовонное масло, которое тут же поджег. Билл наблюдал эти приготовления с чувством растущей радости.
— Какой счастливый случай, отец, что вы тоже оказались зороастрианцем, — сказал он. — Теперь мне будет легче вам до вериться.
— Никаких случайностей, сын мой, просто тщательное планирование. — Капеллан бросил в пламя щепотку благовонного порошка. — По великой милости Ахурамазды[8], я — помазанный жрец зороастризма; по велению Аллаха — верный муэдзин ислама; по соизволению Иеговы — обрезанный рабби и так далее. — Тут его благостное лицо злобно оскалилось. — А из-за нехватки офицеров — проклятущий офицер-кастелян. — Чело его вновь прояснилось. — А теперь поделись со мной своими тревогами.
— Это так трудно… Возможно, что я просто излишне подозрителен… но меня беспокоит поведение одного из моих друзей… В нем есть что-то странное… как бы это сказать…
— Доверься же мне, сын мой, и поведай свои сокровенные помыслы. Что бы ты ни сказал — оно не выйдет из стен этой каюты, ибо я свято блюду тайну исповеди согласно обетам и призванию. Облегчи же душу, дитя мое.
— Вы очень добры. Мне уже и так полегчало. Понимаете, мой приятель вроде как психованный: любит чистить ребятам сапоги, добровольно дежурит по сортиру, девчонками не интересуется…
Капеллан благостно кивал, мановениями руки отгоняя благовонный дым, попадавший ему в глаза.
— Не вижу причин для беспокойства. Твой друг кажется мне славным малым. Ибо не сказано разве, что благо есть помогать ближним своим, разделять бремя их и не гоняться за блудницами по улицам селений?