Когда я вошел в кабинет, беседа как раз вошла в фазу насупленных взглядов друг на друга исподлобья. В уголке на стуле агент сыскной полиции Зайцев практиковал искусство неприметности.
— Доброе утро, господа, — сказал я, снимая шляпу.
Ответом мне были два сердитых кивка и едва слышное:
— Доброе…
Это произнес Зайцев. Инспектор немедленно повернулся ко мне:
— Ефим, — сказал он. — Суть дела я господину полицмейстеру изложил. Ночью вы мне сообщили, что выкуп передан, так что мы все ждем вашего подробного доклада.
— С чего начать? — спросил я.
— С начала, — распорядился, как саблей рубанул, полицмейстер. — Прямо с вокзала.
Я вопросительно взглянул на инспектора. Тот кивнул, после чего я на целых полчаса обзавелся тремя благодарными слушателями. Ни один не перебивал и не переспрашивал. Только на моменте, когда я расстался с Зайцевым, полицмейстер глянул на своего агента, и тот молча кивнул: мол, да, всё так и было. Закончил я подробным описанием русалок. Зайцев быстро записывал за мной. Карандаш так и порхал над блокнотом, выводя малопонятные закорючки.
— Всё? — строго спросил полицмейстер, когда я замолчал.
— Так точно.
Тяжелый взгляд полицмейстера переместился на инспектора, потом снова на меня. Словно крупнокалиберное орудие брало на прицел новую жертву.
— Сколько продолжалась встреча? — последовал первый пристрелочный выстрел.
— Минут пятнадцать, — сказал я. — Девушки не торопились, но старшая их подгоняла. Встреча закончилась в двадцать пять минут первого.
— Когда вернулись в город? — это был второй пристрелочный.
— Около трех. Точно не скажу, но у Морошкиных мы были в десять минут четвертого.
— Понятно, примерно в три часа ночи, — сказал полицмейстер и грянул на поражение: — Тогда почему я слушаю эту занимательную историю в половине девятого?!
Наверное, еще бы и кулаком по столу грохнул, но в последний момент сдержался.
— Полагаю, Лев Григорьевич, в это время вы уже спали, — миролюбиво заметил инспектор.
— Именно так, Вениамин Степанович, — сухо ответил полицмейстер. — Спал. Потому что агенты меня не разбудили и не доложили, что на моей территории бесовщина творится! Хотя одному было велено докладывать немедленно, как только в деле русалок наметятся любые изменения.
Он бросил в Зайцева такой взгляд, что будь тот снарядом — беднягу разнесло бы в клочья. Агент с готовностью понурился, всем своим видом целиком и полностью осознавая свою вину.
— А слово, данное вторым, не позволяло ему исполнить свой гражданский долг только до двадцати пяти минут первого!
Полицмейстер всё-таки хлопнул ладонью по столу, как комара прибил, но тотчас отдернул руку. Не добил еще.