— Поговаривали, — чуть ли не шепотом сообщил Барсуков, — будто бы предок моей супружницы по материнской линии оборотнем был. На узоре-то как раз это он и есть.
— Любопытно, — сказал я и бросил внимательный взгляд на инспектора.
Вениамин Степанович являл собой эталон невозмутимости. Мол, эка невидаль — предок-оборотень. Вон, к примеру, у Матвеева теща — настоящая кикимора, и ничего, живет человек. Не хуже прочих.
Когда пауза откровенно затянулась, инспектор спросил, где произошло ограбление.
— На кладбище, — ответил Барсуков.
— На немецком, — уточнил Матвеев. — Там я его нашел.
Инспектор удивленно приподнял левую бровь, а я как можно более тактично осведомился, за каким лешим его туда понесло. В смысле, купца, хотя Матвееву я потом собирался задать тот же вопрос. Время для визита на кладбище было, прямо скажем, не самое подходящее. Даже снег еще не сошел.
— Ваша правда, — признал купец. — У нас-то в Самаре потеплее будет.
Впрочем, ничего серьезного Барсуков, по его собственным словам, всё равно не планировал. Как оказалось, там, на немецком кладбище, этот самый предок-оборотень и похоронен. По крайней мере, был похоронен. Барсуков планировал убедиться, что покойный всё еще на месте, и если так, то:
— Покаялся бы, прощенное воскресенье, как-никак, — поведал свои планы купец, изображая в воздухе руками нечто, что, скорее всего, должно было бы изобразить перед нами процесс покаяния. — Ну и пошел бы себе восвояси.
Уход восвояси в его исполнении напомнил мне ветвистую корягу, проплывающую мимо берега.
— Есть за что каяться? — сразу спросил инспектор.
— Вроде как нет, — купец развел руками и вздохнул. — Но раз покойный стал живых беспокоить, то, наверное, не просто так. Являлся он мне. Раз десять приходил. Я уже и со счета сбился!
Моей первой мыслью было: хорошо же ему врезали! Впрочем, было и более прозаическое объяснение. Мы с инспектором пришли к нему одновременно, но озвучил его именно Вениамин Степанович:
— Извините, Кирилл Игнатьевич, но я должен спросить: вы, как я понимаю, иногда употребляете алкоголь?
Вопрос, по правде говоря, прозвучал как утверждение.
— Выпил малость, — признал Барсуков. — Для храбрости, ежели что.
Когда он выдыхал, эта малость за три метра чувствовалась. Я на всякий случай занес на бумагу и показания купца, и собственную оценку.
Инспектор спокойно кивнул и задал следующий вопрос:
— И где именно вы выпили?
Барсуков замялся, припоминая.
— Вроде бы заведение называется «У Мартына», — не вполне уверенно произнес он. — Мне его знакомый рекомендовал. Кухня, говорит, у них больно хорошая.