— Солнце мое, ну что же ты опять плачешь? — проявил сочувствие мой принц.
— Не могу остановиться, — шмыгнув носом, прогнусавила я.
Получив ответ, Николай подумал о чем-то, затем полез в бардачок и достал оттуда серебристую фляжку. Протянув ее мне, велел:
— На вот, глотни.
— Что это? — испугалась я.
— Чай, — хмыкнул он. — Здорово успокаивает.
Я, повинуясь, глотнула и…
— Кх… кхэ-э!.. Что за пакость?! — откашлявшись, спросила я. Опять гад нехороший обманул! И почему он меня все время спаивает? — Что это?
— Коньяк. Ну как, уже лучше?
Я прислушалась к бастующему организму.
— Все внутри горит. Но плакать больше не хочется, — констатировала я и вылезла-таки из машины.
Он тоже вылез и подошел ко мне.
— Все еще горит?
Я кивнула, и Николай со слегка смущенным видом приблизил ко мне свое лицо и поцеловал в губы. Я не знала, как реагировать, потому что это был первый поцелуй в моей жизни (жаль только, что короткий), поэтому просто заметила вслух:
— У тебя теперь грязь на лице…
— Ничего, буду всем говорить, что моя подружка пользуется черной помадой.
— Гот, что ли? — хихикнула я.
Мы попрощались, он напомнил, что в четыре заедет, и уехал, а я стала медленно подниматься на второй этаж.
Насколько я устала, поняла, только открыв дверь с двадцать первой попытки и сев прямо на порог: идти дальше не было сил.
— Явилась! — послышалось мамино язвительное с кухни, и через несколько секунд, щелкнув выключателем, передо мной предстали… две мамы.
— У-у-у… — протянула я. — Как все запущ… Да будет свет! — не слишком внятно вышло, ну да ладно, только что со мной творится?
Матери схватились за сердце:
— Ах! — И понеслось: — Это что на тебе такое, овца? Ты почему такая грязная, как свинья? И чего расселась на пороге? — Я что-то промычала в ответ, на что мамы вторично схватились за сердце. — Ах! Сережа, иди сюда! Сережа, посмотри на нее, она ж в лоскутину пьяная!
«Только не надо Сережу!» — испугалась я и попыталась встать, но не все коту масленица: ноги вконец озверели и, не желая меня слушаться, разъезжались в противоположные стороны.
— Ты что такая грязная? Ты где валялась? — полезли с расспросами появившиеся отцы. — Ты знаешь, сколько времени? Одиннадцатый час! Немедленно объясняй!
— Че обе… обе… объе… А?
Как ни странно, отцы попались сообразительные, чего от моей везучести ну никак невозможно было ожидать, и, поняв меня, принялись толково конкретизировать заданный ими же самими вопрос:
— Объясняй, зачем напилась?!
— Да я и не пила совсем, — зажмурилась я от слепящего света коридорной лампочки, предпринимая очередную, точно не знаю какую — сбилась в счете на первой же, — но где-то пятую или шестую попытку встать на ноги. — Всего лишь один бокальчик шампусика. Вот такой, — почему-то решив, что всем четверым шибко интересно знать, какого размера имелся бокал, я оторвала ладонь от стены, держась за которую планировала подняться, и раздвинула указательный и большой пальцы, тем самым потеряв точку опоры и свалившись обратно на пол.