– Выглядишь испуганной, – говорит он. – Не волнуйся: он знает, что это исключительно моя вина.
Я захожу в библиотеку, сердце учащенно бьется, и остаюсь лицом к лицу с доктором Клиффтоном.
– Садись, Айла.
Присаживаюсь.
– Я твой опекун, – говорит он, – и отношусь к этому серьезно.
– Да, сэр, – лепечу жалко, кусаю губу и жду. Никогда не видела, чтобы он выглядел таким суровым.
– Полагаю, я никогда прямым текстом не говорил тебе не покидать дом посреди ночи. Поэтому не намерен говорить что-либо твоему отцу, – произносит он, – но не хочу, чтобы это случилось снова. Так что считай мои слова строгим предупреждением.
Я энергично киваю, и волна облегчения пробегает по моим нервам.
– Если бы с тобой что-то произошло… – Он снимает очки, кладет их на стол и трет глаза. – Просто не выходи ночью, – говорит он наконец, – особенно в это время года.
Он выглядит таким обеспокоенным из-за меня, что хочется похлопать его по руке и убедить, что со мной все нормально и я никогда не сделаю ничего опасного снова. Чувствую себя так ужасно из-за того, что выбралась из дома с его сыном, вторглась в его библиотеку и украла книгу. Сцепляю руки на коленях и хочу сделать что-нибудь в качестве извинения.
Поэтому предлагаю ему оливковую ветвь мира в виде маленького признания.
– Доктор Клиффтон, – говорю, – есть что-то, о чем вам лучше бы знать.
Он прищуривается, смотрит на меня, снова надевает очки, словно это доспехи.
– Продолжай.
– Майлзу снился сон.
Брови доктора Клиффтона взлетают в удивлении.
– Снился, да? – он откидывается на стуле, его пальцы складываются домиком, а потом расходятся, чтобы потянуть за одну из бровей. Он принимает другую позу, словно поменяв экипировку: меньше похож на родителя, больше – на ученого.
– Сколько раз? – спрашивает он. – Как часто?
– Мне известно только об одном, – я беспомощно развожу руками, – но не уверена. Мы не… особо много говорили в последнее время. – Гадаю, нашел ли уже Майлз монетку и записку.
– Он сказал, о чем был сон? – спрашивает доктор Клиффтон, и, когда пересказываю кошмар о двух маленьких птичках, его глаза блестят. Он щурится, словно тянется к чему-то слегка за пределами его досягаемости.
– Было ли что-то особенное в предыдущую ночь? Или он упомянул что-то необычное тем утром? – спрашивает он.
Вспоминаю наш разговор, когда солнце просачивалось сквозь шторы, тревожность на лице Майлза.
Дырку в зубах.
– Он потерял зуб, – говорю я. – Сказал, что тот выпал во сне и он чуть не подавился им.
Доктор Клиффтон смеется и сцепляет пальцы рук с громким скрипом. На его лице появляется выражение понимания.