— Нет, Марк Наумович, спешу успокоить вас — попадание в образ произошло случайно. И борода моя тоже случайна — она всего лишь прикрывает шрам, полученный в драке.
— Ну, спасибо, что успокоил, а то уж я начал волноваться! — подтрунивает надо мной Коган, но вдруг становится серьезным — И вообще: держался бы ты от всего этого дерьма подальше, Леша.
Он кивает на бумаги, разложенные на столе. Ишь ты, еще один мудрый советчик нашелся! А вот здесь ты уже не прав, Марк Наумович — держаться от всего этого в стороне уже не получится. Да и кто дерьмо разгребать будет? Если по-интеллигентски воротить нос от политики, то страну нашу великую мы снова потеряем. И придется твоим сыновьям эмигрировать в Америку или на историческую родину, чтобы жить по-человечески и за твоих будущих внуков не бояться. Но вслух я, конечно, говорю ему совсем другое.
— Я пытаюсь, но знаете древнегреческую поговорку? "Желающего судьба ведёт, а нежелающего — тащит". Это ведь про меня.
— У древних греков на любой случай оправдание найдется. Но не стоит быть фаталистом, Алексей, и плыть по течению.
Прислушиваюсь к нежному перестуку Слова в голове. Сегодня оно чем-то напоминает Советский гимн.
— Вот уж кто-кто, но точно не фаталист! Скорее, та лягушка в крынке с молоком — дрыгаю лапами, чтобы не утонуть.
Коган открывает рот, чтобы изречь очередную еврейскую мудрость, но тут вваливаются довольные парни с пачкой еще влажных фотографий, и наш философский диспут на этом обрывается, толком не начавшись. Каждый остается при своем мнении.
Вскоре подходящий снимок выбран, передовица уходит в печать. На этом наша миссия окончена. Сделав контрольный звонок Мезенцеву и отчитавшись о проделанной работе, мы с Димоном откланиваемся. Лева обещает навестить нас с утра в общаге, только его обещание почему-то больше напоминает угрозу. Похоже, мне завтра предстоит очередной допрос с пристрастием. А вот Коган — старший оказался подобрее своего сына. Посмотрев на наши с Димоном замученные лица, он вызывал нам служебную Волгу, и до общаги мы добираемся с большим комфортом. А главное — в тишине. Индустрий уже спит и мы тоже обессиленно валимся на кровати.
Москва, общежитие МГУ.
18 июля 1964 года, суббота 8.00.
Просыпаюсь от громкого вопля Индуса, который носится по комнате, потрясая свежим номером Правды.
— Вы чего спите, парни?! Все на свете проспали! В стране заговор раскрыт, сегодня внеочередной Пленум ЦК собирается.
Приоткрываю глаза, и сразу встречаюсь с вопросительным взглядом Кузнеца. Делаю ему знак молчать. Да, ну на фиг этого стукача! На Лубянке кому надо и кому не надо уже и без него знают о моих подвигах. А Индус, не замечая наших переглядываний, начинает с чувством читать нам передовицу Когана — старшего. Потом вдруг удивленно замечает: