— Давай! — крикнул Глеб брату, лежавшему за пулеметом.
Пулеметная очередь заставила гитлеровцев залечь. Вскоре позиция, с которой стреляли братья Горкушенко, подверглась минометному обстрелу. Был убит старший брат — Володя. Теперь по фашистам стрелял раненный в голову Глеб. А когда в пулемете остался последний диск, юноша пошел навстречу врагам во весь рост.
— Комсомольцы не сдаются! Я отомщу за брата! — крикнул он.
Кровь застилала глаза. Но Глеб стрелял из пулемета, пока не упал, сраженный автоматной очередью.
В ночь на 23 сентября остатки 79-го истребительного батальона после упорного сопротивления вынуждены были отступить.
К первым числам октября обстановка в Петергофе сложилась тяжелая. Почтя не стало батальона ополченцев. Фактически не было и 79-го истребительного батальона. Зенитная батарея Занько прорвалась к своим лишь с двумя орудиями. А в самих 10-й и 11-й дивизиях, куда они влились, тоже было всего по нескольку сот бойцов.
Судьба Ораниенбаума и Кронштадта находилась в смертельной опасности. Бойцы понимали это. Среди них было много балтийских моряков, особенно в 10-й дивизии, Всматриваясь в грозный затуманенный Кронштадт, в минуту редкого затишья между боями они говорили:
— Эх, братвы бы нашей сюда побольше!..
Несмотря на отступление, гибель товарищей, потерю пригородов Ленинграда, никто не думал отходить дальше занятого ими теперь рубежа.
«Выстоим, товарищ командир!»
Немало погибнет нас,
Но будем тверды, как сталь.
(Надпись на знамени 6-го социалистического латышского полка времен гражданской войны)
Прощайте, Революции стрелки!
Как гильзы, золотых ромашек кипы.
Пыльцой опорошили вам виски
Мятежно расцветающие липы.
От дома и от Латвии родной
В борьбе за красный Петроград, за Волгу
Шли смелые стрелки на смертный бой,
Навеки сохраняя верность долгу.
Прорезали салюты небосвод,
И братья в восемнадцатом не знали,
Что здесь, на поле Марсовом, взойдет
В гранитной чаше алый цвет печали,
Что будет отсвет Вечного огня
И в Латвии сиять на братской тризне
В честь тех, кто счастье радостного дня
Для нас завоевал ценою жизни.
1964 г.
Вечером в один из последних сентябрьских дней сорок первого года в полуразрушенном цокольном этаже Английского дворца, где держали оборону моряки из 10-й дивизии, появился невысокий, с веселой улыбкой человек в странной одежде — не то гражданской, не то военной. Моряки лежали за пулеметами, до боли в глазах всматриваясь в противоположный берег Английского пруда, где находился враг. Они даже не заметили, как сюда вошел этот человек. Тронув одного из пулеметчиков за плечо, он сказал: