На пороге домика лежал тяжелораненый краснофлотец.
Елена Николаевна с трудом втащила его в дом. Расстегнув бушлат моряка, женщина охнула: вся тельняшка была покрыта бурыми пятнами крови.
— Ты откуда? — спросила она моряка.
— Из Кронштадта, — только и смог произнести он.
Елена Николаевна промыла раны, перевязала их лоскутами простыни.
Моряк тяжело дышал. К рассвету он начал бредить:
— Батя… Батя!..
«Отца вспоминает», — подумала женщина.
Моряк пытался встать, рвался в бои. А вокруг было тихо.
Внезапно женщина заметила, что глаза раненого прояснились. Поднесла к его губам воду.
— Мать, — проговорил он хрипло, — нас побили. И командира — Батю, и комиссара.
— Лежи, сынок, успокойся. Потом доскажешь.
— Мать, запомни их имена: Ворожилов — командир, я у него был связным… Он лежит там, на берегу…
Больше Елена Николаевна ничего не услышала.
В ту же ночь женщина похоронила моряка во дворе под старой липой.
Оставаться в доме ей было невмоготу. Едва дождавшись утра, она решилась выйти на улицу. Может, еще кого из моряков удастся спрятать, выходить.
Небо было ясно-голубым, таким далеким от крови и огня, от всего злого, что властвовало здесь. Невдалеке поблескивал Красный пруд…
Елена Николаевна шла недолго. Внезапно из-за угла показалась группа людей. По обеим сторонам шагали немцы с автоматами, а посредине босиком, оставляя кровавые следы, с трудом двигались пятеро матросов. Руки их были связаны за спиной. Вдруг одни запел:
— Молчать! — закричал немец, замахнувшись на моряка.
Они подошли к Красному пруду.
Остальное произошло мгновенно. Матрос, высвободив руки, в два прыжка преодолел расстояние до пруда и кинулся в воду. За ним рванулись остальные, но фашисты преградили им путь.
Моряк плыл быстро, только голова в бескозырке виднелась над водой.
Из автоматов ударили струи огня. Елена Николаевна стояла оцепенев. Она не могла отвести взгляда от пруда, в котором теперь плавала лишь черная бескозырка… Она не слышала грубого солдатского окрика, и только когда над ее головой пронеслась горячая молния, женщина кинулась прочь от этого страшного места.
Немцы, переругиваясь, повели моряков дальше, к зданиям бывших царских конюшен.
Трясущаяся от страха Елена Николаевна с трудом добралась к себе домой. Она проплакала весь день. Лишь темной ночью женщина вышла во двор, опустилась на колени у матросской могилы и долго стояла, беззвучно шепча про себя молитву.
Как ни пытались впоследствии жители Петергофа узнать, где закопали фашисты убитых матросов, обнаружить это им не удалось.
Пройти в парк было невозможно. Всюду стояли немецкие автоматчики, Спуски к Нижнему парку были заминированы.