Трус (Сабатини) - страница 4

Любовь! Ревность! Поистине странные заботы для людей, которые ждали своей очереди, чтобы заглянуть через маленькое оконце гильотины в другой мир.

И бедный Арман, хотя и был полон страха перед смертью, нашёл той ночью время, лёжа на своей подстилке из несвежей соломы, чтобы постонать, потому что его не любила женщина.

Элен д'Эно и он знали друг друга с детства. Она была кумиром его мальчишеского сердца с тех счастливых дней, когда они вместе играли в прятки в лесах Фонтенбло. Но рядом всегда был его кузен. Старше на два года, крепче телом, миловиднее лицом и бойчее языком, Станислас де Бретёйль всечасно мешал ему и лёгкой рукой срывал лавры, ради которых тщетно старался Арман.

Случай забросил Армана и Элен в тюрьму Люксембургского дворца, и всё же даже туда случай - или вернее, мы бы сказали, рок - также забросил и Станисласа.

Он растерянно задался вопросом, любит ли она Станисласа. По крайней мере, сказал он себе с горечью, она не презирает его как труса. Во всём этом бесшабашном, презирающем смерть скопище не было спокойнее и отважнее стоика, чем Станислас де Бретёйль. И однако Арман всё-таки ещё задавался вопросом, любила ли она его или это просто старая дружба так тесно связывала их.

Но на следующий день, когда он сидел размышляя в своём тёмном углу, в то время как его товарищи по заключению были заняты своей отчаянной потехой, сомнения внезапно рассеялись.

Станислас и Элен медленно прошли через величественный зал и встали у зарешёченного окна, рядом с Арманом, однако не замечая его.

- Здесь лучше, Станислас, - тихо сказала она, опираясь рукой на подоконник. - Mon Dieu (Боже мой - франц.), как это близко.

Станислас беспечно рассмеялся.

- Cмелее, ma mie (моя дорогая - франц.), это ненадолго! На том свете нам предоставят воздух почище.

Она вздохнула и прислонилась своей светловолосой головой к решётке. Несколько мгновений они молчали.

- Станислас, - немного погодя прошептала она, - у тебя совсем нет надежды?

- Надежды? - повторил он печально. - Какая может быть надежда?

- Разве тебе никогда не приходило в голову, что Небеса вмешаются? Что террор и кровопролитие будут остановлены и что эта несчастная страна очнётся от своего безумия и взмолится о справедливости и правосудии?

Станислас де Бретёйль устало провёл рукой по лбу.

- Это произойдёт когда-нибудь, без сомнения, - ответил он. - Когда-нибудь, когда их затошнит от бойни, но, я боюсь, недостаточно скоро для нас.

- Кто может сказать? - воскликнула она, обращая к нему свои прекрасные глаза, полные любви. - Кто может сказать, когда это может произойти? Возможно, завтра или через день.