Мать понимала, что зашла слишком далеко, и не стала продолжать спор. Голос ее потеплел:
– «Ты не сможешь отвернуться от чада твоего, отче…» И это действительно так, Гарри. Я так рада, что у малышки твои чудные темные волосы и твои серые глаза. Я всегда говорила, что природа совершенно напрасно израсходовала столько красоты на мужчину. Ладно… В общем, монастырь не так уж плох. Но ведь у нас где-то был еще проспект другой школы, где же он?.. Школа, по-моему, получше монастыря и не намного дороже.
– Но гораздо дальше. Девоншир! Подумай только о железнодорожных билетах. Не беспокойся, дорогая. Я знаю, в школах при монастырях не бывает стипендий, но…
– Пойми, я боюсь, что они воспитают ее в религиозном духе.
Голос моего отца зазвучал удивленно:
– Но, дорогая, здесь я едва ли буду возражать.
Мать рассмеялась.
– Извини, я не так выразилась. Я имею в виду, что религиозным воспитанием там занимаются в ущерб остальным наукам, особенно естественным. А Джили нужно заниматься именно наукой, как мне кажется. Она хорошо соображает, и у нее отличная память, это у нее от меня…
Голоса стали тише – наверное, родители отошли от окна вглубь комнаты. Я высунулась как можно дальше и услышала обрывки фраз отца, что-то о «местной школе всего в двух остановках». В ответ на это прозвучала патетическая отповедь матери, и хотя я не могла разобрать всего, что она говорила, воображение легко восполнило пробелы: ее дочь – и в местную школу?! Плохо уже то, что ей пришлось ходить туда в начальную школу, но чтобы еще и в среднюю? Оставаться там до семнадцати-восемнадцати лет и выйти оттуда, обзаведясь дурными знакомствами и акцентом, как у шахтерских детей?! Ни-ко-гда.
Все сказанное матерью было протестом женщины, в одиночку справлявшейся с жизненными трудностями, замкнутой в узком социальном кругу, и не казалось в ту пору чем-то необычным или не соответствующим приличиям. Не стоит забывать, что мать получила колониальное воспитание и представление о доме навсегда осталось у нее викторианским.
Кроме того, мне кажется, в ней говорила обида из-за нереализовавшихся возможностей, обманутых надежд и амбиций. Дочь моей матери (не отца, а именно матери) должна была достичь всего того, чего не удалось добиться ей самой, – если образование, то самое лучшее, университет, наука – почему бы и нет? У ее дочери должно быть то, в чем было отказано женщинам ее поколения, – свобода, возможность выбирать свой путь в жизни. Да, ее дочь должна получить все это и еще многое другое – то, на что она окажется способна.
И так далее. Я прекрасно понимала свою мать, как, впрочем, понимала я и постоянные возражения отца, который в душе был не меньшим викторианцем, чем мать. Если бы речь шла о сыне, тогда да: хорошая школа, университет, наука… Но зачем это дочери? Дочь выйдет замуж и обретет высшее счастье, выполнит единственное предназначение любой женщины – станет женой и матерью, хранительницей семейного очага. Зачем ей все это образование?