А потом пройдет время – и все. Обратно уже не пришьешь. Рана зажила. Раны обычно заживают, если они не смертельные. И те, кого оставили, научились обходиться. Сначала было невыносимо больно, а потом научились. Вон, люди даже ногами рисуют. Или бегают на протезах. Так человек устроен – он может приспособиться и обойтись. Даже без очень важного и нужного…
И тот, кто ушел, иногда возвращается. Но его не узнает даже собака, бывший преданный и верный пес, если прошло много времени. Лет десять, например. Или чуть больше, или чуть меньше – раны по-разному заживают у всех. И даже если его простили – ничего не выйдет. Потому что забыли. Забыли и обошлись. Простить – это ведь и есть «забыть».
Поздороваются вежливо. Расспросят о делах и о здоровье. Может, чаю предложат или вина. Но будут тяготиться присутствием так очевидно, что придется снова уйти.
И никто не виноват иногда – так уж жизнь устроена. Но если решили вернуться – надо спешить. А если решили уйти – надо подумать, что возвращаться к тем, кто любил, бывает бессмысленно. Потому что они все простили. И забыли. Навсегда.
Во время войны людей морили голодом
Это в Америке ставили на добровольцах эксперимент: нужно было понять механизмы истощения, чтобы помочь тем, кто по воле фашистов голодал. Узникам концлагерей и жертвам блокады. И люди добровольно согласились в этом жестоком эксперименте участвовать – чтобы помочь ученым разработать план спасения жертв фашистов.
Это был мучительный эксперимент. Люди исхудали как скелеты. Один с ума сошел, остальные тоже испытывали психические мучения вместе с физическими. Они изменились внешне и внутренне, но терпели. Несколько месяцев терпели, а ведь могли сбежать или потребовать прекращения эксперимента. И один человек так ответил на вопрос: как, мол, вы это терпите? «Я знаю, когда это кончится!» – примерно так он ответил. Участники точно знали, когда кончится эксперимент и страшный голод.
Вот в чем черпали надежду и силы эти люди: они знали, что эксперимент кончится в такой-то день. Это не навсегда. И они знали, что свободны и могут уйти. Поэтому и не уходили. Свобода и знание о дне освобождения давали им силы. Они надеялись и ждали, в отличие от тех, кто страдал в неизвестности, под страхом смерти.
Невыносимы страдание и пытка, когда прибавляются муки неизвестности. Когда ничего не известно. Когда не на что надеяться и нечего ждать. Вот это самое страшное. Это отнимает последние силы.
И задача специалиста, врача, психолога, философа, – внушить надежду. Поставить туманные, не совсем определенные, но сроки, обозначить этапы, структурировать ситуацию, сказать, чего можно ждать. Рассмотреть все варианты, а не оставлять человека в неизвестности. Добавить, что это не точно, примерно, возможно, – но даже это даст облегчение и поддержку.