— Согласен. Работаем по четвертому варианту.
— Правильно, кончать гада лучше на свежем воздухе — вони меньше. — Одобрительно кивнув, Брюнетка отпила глоток зеленого, без сахара, чаю, поморщилась, вздохнула: — Нет, что ни говори, рыба по вкусу должна напоминать рыбу. Корюшки хочется маринованной, трески. Приду домой — открою банку килек, в гробу я видела всю эту экзотику. Патриоты мы или нет?
Пока чекисты отдавали должное прелестям китайской кухни, занавес опять разошелся, и публика радостно загалдела — вот оно, начинается! На сцене, на месте шахматного пандуса, стояла металлическая клетка, на крыше ее расположился мужичок с брандспойтом, всем своим видом выражая только одно — сейчас брызну! Оркестр бравурно заиграл борцовский туш, лучи прожекторов перекрестили зал, и к микрофону важно подошел мэтр Лохматович. Глаза его горели, усы пушились.
— Мы продолжаем, господа. Ап, парад-алле!
Взмахнув рукой, он выпятил цыплячью грудь и стал по очереди представлять бойцов, построившихся шеренгой перед клеткой.
— Черный Буйвол! Иуда! Палач Скуратов-Бельский! Квазимодо! Лаврентий Палыч! Альбинос! Товарищ Сухов! Антрацит! Джек Потрошитель! Коба! Седой! И Драный!
Двенадцать самых сильных, ловких и злых, преодолевших все препоны, готовых рвать соперника зубами и когтями, только бы усесться за руль вожделенного «форда».
— Первая пара — Антрацит — Драный! — Лохматович, помогая себе руками, объявил очередность схваток, публика, зашуршав баксами, начала делать ставки, колесо фортуны завертелось.
Тем временем за кулисами в гримуборной взмыленная Ингусик готовилась ко второму туру.
— Эй, Цэ-семь, долго еще будешь голой жопой маячить? Одеваться! Живо! Я тебе покажу трусы! Не на пляже! Сколько еще повторять — никакого исподнего! Давай-ка китель милицейский накинь. Так, хорошо, портупею, фуражку, нет, лучше пилотку, палку полосатую не забудь — будешь регулировщицей.
Следующим был конкурс на самый эротичный костюм.
— Ну а здесь у нас как? — Ингусик придирчиво осмотрела Корнецкую в образе медсестры — халатик без трех верхних пуговиц, заканчивавшийся там, где начинались ноги, золотистые чулки на длинных «пажах» — в тон рыжеи шевелюре, и довольно хмыкнула: — Порядок. Здесь тебе, милая, по экстерьеру и пластике никто в подметки не годится. Уж у меня-то глаз алмаз…
— Мерси. — Женя рассеянно посмотрелась в зеркало, скорчила рожицу — дешевка в белом. Она переживала за Прохорова, кулаками махать — не голой жопой вертеть.
Однако беспокойство ее было напрасным. Из носа Антрацита уже вовсю бежала кровь, правая рука с отбитым бицепсом почти не слушалась, и, судя по всему, схватка близилась к концу. Так оно и случилось: и минуты не прошло, как ударом в челюсть Серега отправил противника в нокаут, — и как этот хлюпик оказался в финале? Непонятно. Оркестр грянул «Выходят на арену силачи», публика взвыла, повышая ставки, кое-кто с расстройства — пропали кровные баксушки! — хватанул стакан под зернистую, — а, гори оно все синим пламенем! Не сгорело. Яша Лохма-тович вызвал новую пару, и опять люди в клетке принялись пинать друг друга, бить кулаками в лицо, рвать сухожилия и ломать суставы — жизнь продолжалась.