— Если бы вы попробовали конфеты раньше, чем пришла Дорит, — сказал Хутиэли, — то погибли бы вы, а не она. Есть среди ваших знакомых кто-то, желавший вам смерти? Кто-то, знавший ваш день рождения?
— Никто, кроме…
И действительно, кто, кроме бывшего мужа, мог так ненавидеть Фаню? В тот же день Юлия Бродского задержали по подозрению в умышленном убийстве. Он отрицал все, кроме того, что терпеть не мог бывшую жену — уж это отрицать было невозможно.
— Борис, — сказал Хутиэли инспектору Берковичу, войдя к нему в кабинет незадолго до окончания рабочего дня, — ты слышал, конечно, о покушении на Фаню Бродскую? Погибла ее подруга. Я вторые сутки бьюсь с этим типом, Юлием. Он плохо говорит на иврите, я — по-русски…
— Понял, шеф, — сказал Беркович. — Поприсутствовать на допросе?
— Допроси его сам. Нужно, чтобы он сказал, где печатал поздравление и откуда взял яд. Информация нужна сегодня, иначе завтра судья не продлит срок задержания.
— Хорошо, — согласился Беркович.
Юлий Бродский произвел на него впечатление человека, сломленного жизнью. Жена оказалась стервой, работу он недавно потерял, сын закончил школу без аттестата зрелости… В общем, все плохо. Но конфет он не посылал. Яда у него нет и не было. Фаня сделала ему много зла, но — убивать?
— Слабый человек, — сказал Беркович инспектору Хутиэли после допроса. — Уйти от жены — максимум, на что он способен. К тому же…
Беркович замолчал, задумчиво постукивая карандашом по столу.
— Что «к тому же»? — переспросил Хутиэли.
— Есть одно соображение… — уклончиво протянул Беркович. — Ума у Бродского не хватит, чтобы придумать трюк с конфетами.
— Полагаешь, что у него был сообщник? — оживился Хутиэли и тут же одернул себя: — Нет, Борис, это слишком сложно.
— Конечно, — согласился Беркович. — Такие убийства в компании не совершают…
На следующее утро судья Липман выпустил задержанного под залог в десять тысяч шекелей, поскольку обвинение не смогло представить надежных доказательств того, что именно этот человек послал Фане Бродской отравленные конфеты.
— Эх, Борис, — сказал Хутиэли, — я надеялся, что ты сумеешь разговорить этого типа. Теперь он может сбежать.
— Куда? Некуда ему бежать, у него здесь сын. А разговорить я его все-таки сумел. Вот только выводы сделал не такие…
— Что значит — не такие? — рассердился Хутиэли. — Ты считаешь, что конфеты послал не Бродский?
— Уверен в этом, — кивнул Беркович.
— Мотив был только у него, — напомнил Хутиэли.
— Не только, — возразил Беркович. — Шеф, дайте мне время до вечера, я хочу навести кое-какие справки.
— Во-первых, я тебе больше не шеф, — вздохнул Хутиэли, — оставь этот официальный тон. Во-вторых, делай что считаешь нужным, разве я тебе когда-нибудь мешал? Но к вечеру изволь представить соображения.