Глупость, наверно, но из разговоров со Степанычем и Касимовичем, у меня уже сформировался в голове образ матёрого морского волка, из которого героизм просто струится по сторонам и с изогнутой трубкой во рту. Лейтенант ничего героического во внешности не явил, чем меня страшно разочаровал. И как бы я себя не ругала и не объясняла всё своей детской наивностью и глупостью, но где-то в глубине души обида на старлея за обманутые ожидания поселилась прочно. Ну, да и ладно, мне с ним детей не крестить. А вообще, нужно быть поаккуратнее, так накручу себя, а потом бок о бок месяцами тереться, нельзя же так в самом деле!
Ещё через пару часов мы, наконец, вышли в море, вернее в Финский залив. Вечерний летний залив пластался маслянистыми едва видимыми вздыбами скруглённых волн. На песчаных пляжах сейчас в мокрый песок на грани воды и суши с шипением не шлёпали волны, а словно натекали тонкие чуть приподнимающиеся верхние порции слоящейся воды. Ох, как же хорошо в такую погоду брести по песчаному мелководью сотни метров в тёплой парной пресной воде, чтобы глубине по пояс радоваться, что, наконец, можно плыть.
Но сейчас на вибрирующей палубе рычащего выхлопом сторожевика было как-то совсем не до того, и не только сигнальщик до рези в глазах вглядывался в горизонт и небо, особенно в целый сектор сияющей пелены вокруг низко висящего на северо-западе летнего солнца в белёсом ленинградском небе, ведь это одно из наиболее вероятных направлений возможного воздушного нападения. А от рвущего водное стекло форштевня далеко-далеко на крамболы непрерывными чёткими линиями тянулись предательски выдавая наш катер усы. И наверно не только мне сейчас очень хотелось, чтобы они исчезли, пропали, стёрлись, потому, что с высоты их сейчас можно было увидеть в косых лучах солнца за пару десятков километров, гораздо раньше, чем у их основания удастся разглядеть тёмную шаровую риску корабельного корпуса с тонким хвостиком чёрного солярового выхлопа. Это ещё здорово, что у нас не угольная кочегарка с её обязательным в такую погоду километровым высоким чёрным дымовым столбом над трубой. Комендоры влипли в свои боевые посты, как и сигнальщик и наблюдатели, внутри надстройки в рубке, вернее над ней, этот сарайчик надстройки не сама рубка, а всё управление на открытой назад площадке в её задней части… Вон Касимович в заломленной на затылок над вихрами иссиня чётных кудрей Балтфлотовской бескозырке поводит по небу насупленным стволом своего большого пулемёта по левому борту, ещё двое рядом у такого же с правого борта тревожно оглядывают другой сектор неба. Сколько глаз сейчас ощупывают небо с рыхлыми полосами даже не перистых облаков, а просто едва обозначенных тяжей прозрачной белесоватой мути. Если бы не набегающий ветерок и трепещущий на нём кормовой флаг, могла возникнуть иллюзия, что мы влипли в неподвижную картинку, но на самом деле хоть вокруг ничего не движется и не меняется, ни вода, ни очертания дымки далёкого берега, мы глотаем метры м кабельтовы пути. Хотя Степаныч обещал, что миль через двадцать от Кронштадта уже набегает волна и начнёт качать, пока всё тихо. Кто бы мне сказал, что я буду со многими молить о ненастной погоде, когда самолёту в небе делать нечего и можно расслабиться и сосредоточиться только на опасности на воде, здесь глубины никакие, поэтому ждать здесь подводные лодки наивно, да и мы для подводников слишком малая и неудобная цель, а главнее то, что на таких глубинах лодка с высоты как на ладони и нет спасительной глубины, где бы можно было спрятаться…