Всё было готово к началу движения. И только взводный с радистом, отойдя метров пятьдесят от работающих двигателей работали с радиостанцией. У них был сеанс со штабом бригады. Вол получал целеуказания. Как взводный сказал слово «Есть!» услышали все. Механик-водитель головной машины нажал педаль, дёрнул ручку и все сидящие наверху на броне сразу поняли — сна не будет. Лейтенант Всеволод Очкинази, высоко поднимая коленки, резво побежал к своему УАЗу, подгоняя радиста, на бегу складывающего антенну.
Минут через десять, видно обидевшись, что его не поставили в известность, командирскую машину по портативной радиостанции вызвала головная БМП (боевая машина пехоты):
— Вол, я Мохер! Прошу на связь!
— Мохер, Вол на связи!
После этих двух фраз на головном БМП и командирском УАЗе ржали так, что смех услышали даже на замыкающем БТРе. После того, как командиры успокоили своих подопечных, угрожая нарядами, дежурствами и губой, диалог продолжился.
— Вол, нам задачу поставили? — интересовался прапорщик, по поводу последнего разговора со штабом бригады.
— Так точно. Сформулирую на дневном привале. Привал через 100 километров. Как понял Мохер?
— Понял, — недовольно ответил Мишин. «А вот про «как понял» и дальше там… мог бы не говорить. Салага!»
Внезапно головная машина резко остановилась, подняв облако пыли, смешенное с сизым дымом выхлопных газов. Затормозили и остальные машины. Было слышно, как щёлкнули затворами несколько автоматов, поставив оружие на боевой взвод. Когда пыль осела, все увидели…
Прямо по середине дороги стоял, широко расставив лапы и чуть опустив голову, большой чёрный пёс. Он смотрел на них на всех. Исподлобья. Снизу вверх. Не мигая. На машины, на торчащие из люков головы механиков-водителей, на пацанов, медленно опускающих свои АКСы. Тощий, с всклокоченной на загривке шерстью, с израненными лапами и вываливающимся из пасти сухим белёсым языком. Он стоял, смотрел на них, и только уши нервно вздрагивали. Водитель УАЗа подъехал совсем близко к собаке и нервно нажал на клаксон. Пёс не пошевелился. Было ясно — не уйдёт! С брони БТРа спрыгнул боец и быстрым шагом пошёл к собаке.
— Платон, стоять! Ты куда, — заорал прапорщик.
Но Лёха как будто не слышал. Где-то за два метра замедлил шаг, присел и протянул к морде пса открытую ладонь. Пёс не нюхал, но шевельнул хвостом, сделал шаг на встречу, положил свою большую лохматую голову Платону в руку, закрыл глаза и жалобно заскулил. Тот второй рукой притянул собаку к себе и начал гладить, ощущая пальцами насколько отощало животное. Нащупал потрёпанный ошейник из брезентового ремня, а к ошейнику была прикреплена самодельная бляшка. «Шарик» — было выцарапано на ней. И в/ч 42462.