Клава стояла неподвижно. Она испытывала то же самое, что один раз в лесу, когда огромное дерево, падая, грозило накрыть ее своей летящей со свистом тяжелой вершиной, когда так же некуда было бежать. На виске билось что-то как муха… Хотелось убрать это или закрыть рукой глаза. Но она не хотела движением выдать свое волнение, испуг. Да, она понимала, что испугалась. Наступившее молчание было невыносимо, и она начала:
— Если бы вы, — но слов не было, — тоже вы…
— Замолчите. Неужели еще не поняли? — спросил Другой голос, и молодая тонкая рука, лица Клава не видела, она не хотела его видеть, протянулась к ней о медалью. — Это не моя, а той, которая вон лежит в углу… Она… У нее медаль от Советской власти за труд, а вы на нее кричите. Да что на самом деле? Вы думаете, у меня легкий труд? Я чертежница. Это по-вашему белоручка, а я часто завидую самой простой работнице, потому что мои глаза болят не меньше, чем ее руки, но ведь глаза это страшнее. Отсталый вы человек, если только физический труд считаете трудом. Некультурная вы…
— Шш… Не надо так… Товарищи, не надо. Мы же решили не обращать внимания, — заговорили рядом.
— Легко сказать. Она когда входит, то даже не считает нужным здороваться. Совсем забылась. Мы для нее не люди, а черт знает что.
— Так, — уже овладела собой Клава. Она была бледна, но уже удивлялась своему испугу и, стыдясь его, не могла ни на кого взглянуть. Темные брови страдальчески изогнулись и придали всему лицу усталый, измученный вид. — И грубая, значит, я, и некультурная, одним словом, во всем невежа. — И, чувствуя, что нашла нужный тон, присела на край ящика с углем.
— Так. Культуру от меня, значит, требуете?.. Ну, уж чего нет, того нет. Негде мне ее было взять, да и жизнь была такая, что особой нужды в этой самой культуре у меня не было. — Она все еще была растеряна, обожгла о печку руку и, махая ею, повторила: — Да, уж чего нет, того нет. Сами понимаете, что я вам не подхожу, но и мне с вами не сладко. Требуйте другого человека я только обрадуюсь. Не сама пошла, заставили, а теперь не отпускают, говорят: «Жалоб на тебя нет, значит справляешься, больше не приходи». А вот вы возьмите да пожалуйтесь, просите другую, — она обвела всех глазами. — Честно говорю, рада буду.
— Никто из нас не говорит и не скажет, что мы хотим, чтоб нам дали кого-то другого, — сказала та, у которой качалась голова. — Вы добросовестный работник, вы умеете приказать и добиться выполнения, это очень ценное качество. Но мы хотим, чтобы вы научились культурно приказывать и культурно требовать. По-человечески… без крика и оскорблений.