– Считаете, что этот чудак… возродился? – наконец сказал Кутшеба.
– Скорее, в кого-то вселился. В Кракове полно душ осужденных. Черт тебя дери, меняем тему! Ты должен мне услугу, так?
– Я свалю отсюда. По-моему, это уже неплохая услуга…
– Нет, ты точно хочешь меня разозлить. Говори, что тебе нужно. А я сам решу, сколько это стоит.
Кутшеба подвинул Корыцкому сложенный лист бумаги. Он отбросил манеры и стал обращаться к нему на ты. Общие заговоры сближают людей.
– Есть там одна фамилия, место жительства и дата рождения… как и смерти.
– Дата недавняя, – пробурчал Корыцкий. – Слишком недавняя, чтобы ты имел с этим что-то общее. Наверное, – он подозрительно посмотрел на Кутшебу.
– Если бы я его убил, то зачем бы спрашивал о нем? Три дня спустя после нашей небольшой потасовки этот тип упал в пруд в парке во Львове и утонул. Я хочу знать все подробности его смерти, знать, кто после него всё унаследует, что решила безутешная в своем горе вдова и что сказал врач во время осмотра тела. Короче, всё.
– Это какой-то твой друг или типа того?
– Типа того, – спокойно ответил Кутшеба. – Он был мне близок… по-своему.
Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, над Вековечной Пущей
Недалеко от Минска Мочка наконец очнулся. Была почти полночь, и поэтому они смогли увидеть душу старого города со времен, когда его еще не захватила Вековечная Пуща.
Белесые, напоминающие свет луны и проникающие друг в друга тени людей, зверей и домов и даже деревьев – родом из тех времен, когда они принадлежали к миру фауны, а не демонов, бледным светом озаряли всё вокруг. Город, излучающий свет посреди мрака проклятой Вековечной Пущи, которая растянулась на тысячи километров, казался Ванде таким красивым, что ей хотелось к нему приблизиться. Однако она зря просила об этом Новаковского, который заменил Чуса за штурвалом. Мочка уже рвался к службе, однако Сара, равно как и бортовой врач, велели ему отдыхать.
– Ничего бы со мной не случилось, – пробубнила Ванда, всматриваясь в проплывающие мимо фигуры. – Они бы ничего мне не сделали!
– Я знаю, дочка, – Шулер гладил большой лапой ее светлые и легкие, словно ветерок, волосы. Он ощущал их светлыми. А Минск он видел как огромный вихрь несбывшихся историй. Ему было интересно, боялись ли одержимые деревья и орды демонов духов тогдашних жителей города. – Возможно, ты даже могла бы им помочь. Но они могут навредить дирижаблю и всем людям на борту. И птицы бы к нам приблизились.
– Яшек не может с ними поговорить?
– С одержимыми? Нет, малышка.