– Не отчисляйте меня, – прошептал Сашка, – я ни в чём не виноват.
– Ты, может быть, и нет. Но вот друг у тебя – враг города. Вот в чём беда-то… – Следователь встал, спрятал блокнот в карман и кивнул полковнику: – Полагаю, на сегодня мы с вами закончили. Если будет необходимость, кадетов начнём вызывать. Всего хорошего.
Он вышел. Несколько секунд в кабинете было мертвенно тихо. Потом полковник взял со стола папку, открытую следователем:
– Твои документы, Ерхов. Ты отчислен. Казённое имущество сдай на склад.
– Вы его никуда не переводите? – спросил Краев.
– Чёрный штамп в личное дело. В профессиональной армии предатели ни к чему. Может быть, отряды гражданской обороны или штурмовые бригады…
Всё вокруг Сашки завертелось. Он вцепился руками в сиденье. Краев взял из рук полковника папку и почти выволок Сашку в коридор.
– Ничего ещё не потеряно, – сказал он. – Насчёт чёрного штампа тебя просто пугают. Пара лет – и можешь попытаться поступить в танковое училище или в вертолётчики, – потом внимательно посмотрел на Сашку, – или получишь гражданскую специальность. Так даже лучше. Ты у матери один. Зачем платить за учёбу там, где тебя в любую минуту пристрелят?
– Пристрелят? – Сашка поднял на Краева глаза. – Я сам должен застрелиться. Все теперь будут считать меня предателем.
– Не все, а Контора. Если бы стрелялись все, кого они подозревают, в городе жителей бы не осталось. Понял? Пошли.
Они вышли на улицу. Территория Корпуса выглядела как обычно: ели, дорожки, плакат «Мы – на защите города». Жизнь в Корпусе, уставная, чётко расписанная, продолжалась. Мимо Сашки и Краева то и дело проходили кадеты, вскидывали руки в приветствиях и спешили дальше. Сашка смотрел на кадетов, деревья, здания и думал, что никакой жизни, кроме этой, себе не представляет. Как можно вдруг оказаться дома? Там, где он почти не бывал за последние полтора года. Что он будет делать? На учёбу в университете у них нет денег, а никакой профессии он не обучен. Его даже в мастерские не возьмут. А что будет с мамой? У мамы больное сердце, она может не пережить, что его отчислили…
– Ты меня слушаешь? – откуда-то сверху донёсся голос Краева. – Я говорю: держись. В жизни бывает всякое. Может, оно и к лучшему повернётся. Как знать…
Под вечер Сашка пришёл домой. Пока он ещё был в Корпусе, пока сдавал учебники, форму, прощался с ребятами, тоска была не такая сильная. Теперь же всё внутри болело, разрывалось на части. Он знал, что не должен идти домой. Он должен умереть. Чтобы не позорить мать. Но ноги сами принесли его к дому. Он немного постоял на улице и всё-таки вошёл в подъезд. Постучал в дверь сначала совсем осторожно, потом – сильнее. В квартире послышались мамины шаги. Это был лёгкий шелест шерстяных следков по деревянному полу, только сейчас он казался громче обычного. Вот мама остановилась у двери и спросила: