– Вы много общались с вашей сестрой Стиной, когда она была беременна? Это было почти сорок лет назад.
– Второе дыхание вырывало иногда серые крупицы правды у малышки Аделии. Добрая сестра, та, у которой борода, говорит, что архивариусы едят муравьиные яйца. Ежеквартально. Ты тоже, Гундерсен, особенно ты.
– Гундерсен?
– Ты тоже. И твои ноги валькирий. На которых ты сбегаешь. Ты был храбр в бою, но не в жизни. Как Ангер.
– Ангер, ваш муж?
– Он сбежал. От меня. Я сохранила его имя просто из вредности. Думаю, он от этого и умер.
Вдруг фразы стали связными. Может быть, наступил момент просветления?
– Вы помните, как ваша сестра Стина ходила с большим животом?
– В нашем роду не бывает детей.
Бергер ненадолго онемел, размышляя над нюансами этого высказывания. Потом пришел в себя и спросил:
– Но Вильям был исключением, не так ли?
– Бедняга Вильям, – сказала Алисия Ангер, прекратила качаться и оказалась в конце семидесятых. – Он был лучшим доказательством того, что роду Ларссонов не надо иметь детей. А ты сбежал, когда увидел его.
– Я сбежал?
– Сам знаешь. Ты сбежал даже еще до того, как увидел его.
– И я никогда не видел сына? – наугад спросил Бергер.
– Увидел бы – умер бы. Его лицо…
– Когда вы видели меня в последний раз?
– Ты нагло врешь. Я никогда не видела тебя.
– Но Стина рассказывала обо мне.
– Может быть, не рассказывала. Ее тошнило. Рвало.
– И что же вы от нее узнали? Что я был храбр в бою, но не в жизни?
– Спасибо, я и сама это поняла. Какая же ты мразь.
Мразь, подумал Бергер, чувствуя, как забилось сердце.
– Что значит «в бою», Алисия?
– Ты был воин, а я слышала, воины часто стараются забыть, что они воины.
– Где я воевал?
– За деньги, мразь.
– Где? Где это было, Алисия?
– Откуда мне знать? В какой-то чертовой арабской стране.
– Середина семидесятых. Ливан?
– Заткнись, свинья.
– А как еще меня зовут, кроме Гундерсена?
– А то сам не знаешь? Нильс. Стоило ей услышать это чертово имя, ей надо было выпить. Когда она иногда бывала трезвой, она пыталась забыть его.
– В те времена я был светлее, правда, Алисия?
– Как спелая рожь. А потом просто смылся. Как ты мог, черт тебя дери, просто смыться?
– Я продолжил воевать. Я вернулся?
– Первая валькирия поет красивее всех. Скёгуль, та, что наполняла медом рог Одина. Христ, Мист, Хильд, Гёндуль. Как же адски они умели драться, эти дамы. А вы, сеньор Кортадо, слышали о рыжей деве?
– Нет, – ответил совершенно ошарашенный Бергер.
– Ольстер, в Ирландии. Инген руаидх. Во главе войска викингов в десятом веке. Женщина, внушавшая ужас. Не говорите ничего бородатой даме, но