* * *
Неведомые силы подбросили Бергера, он проснулся и сел. Он смотрел невидящим взглядом на лодочный дом, пока зрение снова не начало различать предметы. Среди прочего он различил Молли Блум. Она достала из принтера распечатанную фотографию и показала ее Бергеру. На снимке был скелет Симона Лундберга.
– Он охотится за мной, – неразборчиво пробормотал Бергер.
Блум закрепила фото на доске и посмотрела на Бергера. Но ничего не сказала. Бергер выбрался из спального мешка, встал и продолжил мысль:
– Он ненавидит меня больше, чем мне помнилось. Я приукрашивал свои воспоминания.
– Именно так и выживают, – сказала Блум. – Что тебе приснилось?
На ней снова были армейские брюки и спортивная куртка.
И все же она выглядела как-то иначе. Бергер проигнорировал этот факт и нетвердыми шагами направился к доске. Там он постоял какое-то время, разглядывая портреты жертв Вильяма Ларссона.
– Ты была у футбольных ворот? – спросил он.
Блум посмотрела на него со своим слишком пристальным вниманием.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Вильяма привязали к штанге. Это было после лодочного домика, ранним летом. Вокруг собралась компания девочек. Ты была среди них?
Блум покачала головой.
– Я старалась держаться подальше от всех до самого конца учебного года.
– Думаю, все твои подруги там были. И я бил его по члену. Мокрым полотенцем.
– Вильяма?
– Да. Фу, черт.
Он впервые посмотрел ей в глаза. В них он прочел сочувствие.
Он не был уверен, что хочет, чтобы она ему сочувствовала.
Она кивнула, словно хотела скорее выйти из этой тупиковой ситуации, и сказала Бергеру, который до сих пор стоял почти голый:
– Иди мойся. Там на улице стоит шампунь.
Тогда он понял, что в ней изменилось. Вроде бы у нее слегка влажные волосы?
Он постоял под нависающим над дверью козырьком, глядя на занавес из дождя, опустившийся над всем Эдсвикеном. Потом глубоко вздохнул, взял с перил флакон с шампунем и сделал три шага вниз по лестнице, пока ломота не поднялась от пальцев ног по всему телу. Тогда он спрыгнул в воду. Она доходила ему до пояса. Он как будто увидел в свете молнии весь свой мозг, каждое движение мысли в данный конкретный момент. Бергер окунулся в воду целиком и ощутил парализующий холод и – яснее, чем когда-либо – что Вильям чего-то от них хочет. Хочет поговорить с ними. Хочет рассказать историю. И в конце этой истории будет много боли и много смерти.
Точка, поставленная смертью.
Но тут его легкие рассказали другую историю, о том, что он должен подняться из ледяного холода, и когда Бергер вынырнул, в его мозгу крутилось новое имя. Его осенило. Пока он мылился, его усилия были направлены на то, чтобы закрученные спиралями синапсы сохранили его озарение.