– Чума-ко-ов! – Позвал Некто. – Ты где, говно мультяшное?… Под столом нет… А-а-а-а-а.
Одеяльный потолок, скрывающий застывшего от испуга Чумакова, отодвинулся, и мальчику явился…
Он был похож на мазню, словно кто-то, скучающий на совещании, добрался до карандаша и листа бумаги. Зависший в воздухе сгусток нервно прочерченных линий дрожал и менялся. То оборачивался человеческими лицами – мужскими и женскими, улыбающимися и искаженными от ненависти. То вдруг ощеривался тысячами клыкастых пастей, шипящих и норовящих разорвать детскую плоть. Мальчик зажмурился и попытался уползти под подушку.
– Куда это ты собрался?
– Уходи! Я хочу спать!
– Ага, щазззз! Марш в игру!
– Я не буду играть!
– Это почему же!
– Потому что я всегда проигрываю!
– А ты не преувеличиваешь? Немножечко?
– Нет! Твоя игра приносит только боль! Сколько бы я не старался! Только боль и всё!
– Так измени правила, я ж не запрещаю.
– Какие правила? Ты о них никогда не рассказываешь! Просто делаешь больно и всё!
– Ну ты валенок! – Рассмеялся Некто. – Больно делаешь ты себе сам! Всегда! И нет, чтобы на основе боли написать свои правила! Так ты обвиняешь в этом меня! Вы все, блять, одинаковые! ****ые сопливые, слабые дети! Тупые, слепые ****юки! Это охуенная игра, а вы не видите в ней ничего, кроме своих страданий, которые по сути-то полная ***та! Куда пополз?! Не смей от меня прятаться!
Одеяло слетело с кровати, обнажив свернувшегося клубком Чумакова.
– Исчезни! Пожалуйста, пожалуйста!
– Давай, мамочку ещё позови.
– Оооооооой бляяяяяя… Ладно. – Некто вдруг перешёл на деловитый тон. – Как хочешь. Адью, всех благ. Спокойной ночи.
Некто медленно поплыл вдоль кровати. Потом обернулся и вдруг расплылся в хищной улыбке. – Я пошутил.
Некто метнулся к мальчику, и острые львиные клыки погрузились в детскую ногу. Свет выключился.
– АААААААБлять!!! Бл… яяяяя… Хм… Хм… Сука… Сука… Хххххррр…
Чумаков открыл глаза и посмотрел на розовое острие собственной кости, выглядывающей из разорванного синтепона утеплённых штанов. Где-то далеко внизу, в густой черноте расщелины, бряцнул упавший осколок льда. Наверное, лёд, сорвавшись сверху, задел кость при падении. Чумаков тяжело задышал, обдавая паром сосульки, сковавшие бороду. Запрокинул голову. Что это там? Луна. Уже Луна. Значит, прошло часа три, как он сорвался. Здоровая нога до сих пор впивалась шипами в ледяную стену и не давала присоединиться к рюкзаку, лежащему на дне.
Блять. И вот нахера, спрашивается, он пришёл в себя. Чтобы опять пялиться на свою кость? До поверхности пара метров. Но сил ровно ноль. И минус нога. Которая опять СУКАБЛЯТЬБОЛИИИИИИИИТ!