А друзьям надо помогать, поэтому Светка с плетущимся за спиной Ягом уже несколько часов продиралась сквозь валежник, прислушиваясь к звукам леса и подмечая заметные лешьему глазу следы на хвойнике и деревьях.
– Не понимаю, почему она так со мной поступает? – ныл Гуськов.
– Переходный возраст, юношеский максимализм. Такая, знаешь, форма протеста.
– Протеста? Против чего, блять?! Чего ей не хватает?! Я ж для неё всё…! Изразцы на ставнях? Пожалуйста. Петушка на крышу? Да ради Бога. Ааа, ещё чтоб он вертелся? На, вертится. Мышами заболела? Гуськов уже по всей хате носится как ****ый кот, всех за ночь передушил! Всё перекрасить, потому что депрессия и надо что-то в себе менять? Гуськов уже наутро с валиком и бидоном! Я ж… Любую её хотелку! В момент!
– Может, это протест против твоего вечного срача.
– Да лаааадно тебе! Скажешь тоже. Мне как без срача – я ж Весы, творческая личность!
…Стало смеркаться, солнце нырнуло за еловые пики, заиграло косыми лучами на тонких струнах дрожащей паутины.
– Не любит она меня, – продолжал канючить Гуськов. – Надо просто это признать. Отпустить от себя, да? Да какого хрена-то!! Вот найдём – выпорю её нахуй. На цепь! В ****у пряники, тварь такая!
– Да любит она тебя, харэ ныть! Просто…
– «Просто» что?! Что? Вот что?! А?
– Нуууу, она уже взрослая, ей интересны мальчики…
– Чего блять?!
– А ты не знал, что ли? Пока ты чужие погреба обчищаешь, она с деревенским голубятником встречается. Красивый парень, сваи такие ровные…
– НЕТ!!!
– Да шучу я, господи, какой же ты идиот!
– Бля, Света, я в состоянии аффекта не проникаюсь твоим искромётным юмором!
– Ну прости, прости. Направо.
…Настала ночь, и сонная луна сменила солнце на небесном дежурстве. Лес почернел, включил микс из вязкой тишины и совиного уханья. Ну и рассуждений Гуськова.
– …А если она уже у людей?! А?! Она ж ещё совсем ребёнок, её наебать как здрасьте! Может, в ней уже притон! Или ещё хуже – её приватизировали!!! Набрела на какой СНТ – и ****ец! Напихают лыж, свиней, велосипедов, всякой ***ни! Мангал рядом въебут, гномов вокруг понавтыкают – это ж травма на всю жизнь!!!
– Гуськов, ты уже реально заебал. Хватит истерить.
– Я не истерю!
– Нет, истеришь!
– Не истерю!!!!!
– Опа! Тихо…
– Что там?!?! Где?!?!? Не молчи!!!! Света бля!!!
– К реке. Да чё ты в руку впился – не «Челюсти» же смотрим!
Оба, крадучись, спустились к небольшой речушке. На берегу, прислонившись задним фасадом к холму и вытянув лапы к самой воде, сидела Изька. Перед ней безмозгло скакал на своих тонких ножках Сортир (ах да, я забыл о нём упомянуть: прибился год назад, дворняга – помесь досок со шпоном от старых школьных парт). Гуськов облегчённо вздохнул – из Изькиной трубы шёл дымок, значит жива-здорова.