— А почему это ты собираешься оставаться у нее в памяти? Что ты этим хочешь сказать? — атаковала Стеша. — Так ты собираешься… ты с ней расстаешься?! Вот, значит, почему ты едешь в Париж один! — взревела она в сакраментальной догадке.
— Париж тут ни при чем! — гневно защищался Глеб. — Я еду туда по делу!
— Ну-ну, «в Париж по делу срочно»… Кто это туда едет только по делу?! — ехидно парировала сестрица, лихо открывая новую бутылку пива, что для нее было равносильно разнузданному пьяному беспределу.
— А ты еще в холодильник загляни, там твой любимый салат «Мимоза»! — невозмутимо вклинился пришедший из комнаты на шум Виктор. — Ты чего раскричалась?
— Бойтесь данайцев, дары приносящих! — не унималась Стеша. — Он не хочет рассказывать, почему Кара ведьма. Он, видите ли, хочет остаться незапятнанным. А мне каково?! Между прочим, я только что из ведьминского логова… Да что вообще за чушь?!
— Расшумелись, как дети, — хохотнул Витя. — Глеб, не валяй дурака, обрисуй ты ей свою часть вопроса! Если тебе неловко, обрисую я, а то наш призраковед не уймется. — Витя глумливо обратился к бушующей супруге:
— Короче, Глеб сотоварищи соорудили какой-то убойный светящийся портрет Кары, а из-за него старушка с испугу сломала ногу. Теперь все думают, что портрет приносит несчастья. А Потоцкая и вовсе считает Кару исчадием ада. Но у нее какие-то свои причины… Вот вкратце вся история.
— Ты гениальный рассказчик содержания предыдущих серий, — съязвила Стеша. — Что еще за старушка? И Потоцкая-то здесь с какого боку? Стойте! Она же должна была встретиться с Карой… Я совсем об этом забыла! Так… я же дала ей Ликин телефон, а потом тема заглохла.
— Твоя бешеная Потоцкая не встречалась с Карой. Ей все по портрету стало ясно, она же, оказывается, жертва великой порчи! Она и Марку мозг вынесла, он теперь в ее «команде». На благодатную почву семечко легло. Но я уже сказал и им, и тебе, что участвовать в этой охоте на ведьм не буду. — И Глеб с показной деловитостью уткнулся в свой телефон.
Стефания знала, что он так долго не сможет. Она позвонила сыну, сгоряча затеяла с ним недолгое препирательство, потом полила свой единственный цветок, гордо именовавшийся Ванька Мокрый, который, будучи неприхотливым, умудрялся-таки чахнуть в бесхозяйственных руках… Потом ей надоело изображать бутафорскую занятость — она ведь, как и братец, не могла долго дуться! — и вкрадчиво, почти шепотом спросила:
— Понимаю, что глупость, но могу я просто спросить… почему ты расстаешься с Карой так оскорбительно, ничего ей не объяснив? Она ведь предчувствует твое бегство. Даже меня в нем винит!