Поклонившись и улыбнувшись зрителям, он начал подыматься по стене здания.
Зрелище было захватывающим до дрожи. Затаившая дыхание толпа наблюдала, как он карабкается по отвесной стене, цепляясь за подоконники, каменные украшения и как бы держась ни на чем — подобно настоящей мухе.
Когда он оказывался в особенно трудном месте, толпа умолкала, инстинктивно чувствуя, что сейчас крики могут только отвлечь акробата.
Он продолжал, взбираясь выше и выше, порой делая паузу, чтобы посмотреть вниз и улыбнуться океану запрокинутых лиц, а в момент особой бравады он даже останавливался, повисая на одной руке и размахивая крохотным флагом, сжатым во второй.
Наконец, он достиг крыши. Поднявшись на парапет и весело взмахнув своим знаменем, он поклонился ликующей толпе.
Затем, будучи смельчаком, Хэнлон начал обратный путь.
Эта задача оказалась опасней, и потому более зрелищной.
Фибси наблюдал за ним, подмечая каждый шаг, каждое движение, от возбуждения выходя из себя.
А затем, когда до земли осталось полдюжины этажей, и успех уже был практически у него в руках, что-то произошло. Никто не понял, что это было: неверный шаг, ошибка в расчетах, пошатнувшийся камень или что-то еще, но Хэнлон упал. На землю. С шестого этажа.
Стоявшие поближе к месту падения отшатнулись назад. Другие устремились вперед. Готовая к несчастному случаю «скорая» отвезла пострадавшего в больницу. Хэнлон не умер, но так сильно расшибся, что жизни в нем осталось лишь на считанные часы, а, может, и минуты.
— Пропустите меня, я должен его увидеть! — Фибси протискивался через врачей и медсестер. — Говорю вам, я должен! Именем закона, пропустите меня!
Настойчивость принесла свои плоды, и его пропустили к Хэнлону.
Там уже был священник, совершавший обряд освящения умирающего и бормотавший слова утешения, но при появлении Фибси потускневшие глаза Хэнлона просветлели, и он до какой-то степени пришел в себя.
— Да, это он! — выкрикнул собравшийся с силами акробат. — Я должен поговорить с ним!
Врач отступил, пропуская вперед паренька.
— Позвольте ему говорить, если он хочет. Сейчас это уже не важно. Бедняга не проживет и десяти минут.
Испуганный, но решительный, паренек подошел к постели.
Он взглянул на Хэнлона, необычно тихого и побледневшего, но, тем не менее, с горящими глазами — он явно желал что-то сообщить.
— Иди сюда, — шепнул он, и Фибси подошел поближе. — Ты знаешь?
— Да, — ответил Фибси, оглянувшись в поисках свидетелей этого необычного признания. — Это вы убили Сэнфорда Эмбери.
— Я. О… я не могу говорить… Расскажи сам…
— Это его признание, послушайте, — пояснил паренек священнику и врачу, а затем обратился к Хэнлону. — Вы забрались по стене дома в квартиру Эмбери, со стороны боковой улицы, а не Парк-Авеню, вы попали туда через окно мисс Эймс.