Или нет?
— Взрыв, — сказал он. — Это был взрыв убежища. Оно уничтожено огнём.
Кто-то ошеломленно присвистнул, осознав смысл его слов.
Спрячься в бункере, который так удачно расположен рядом с фортом — или выйди на защиту одного из своих, презрев его приказ. Не важно, почему ты на это пойдешь: оттого ли, что привязался к старому андроиду, или потому что убежден, что своих не бросают, или не желаешь отсиживаться в укрытии, пока кто-то умирает, чтобы ты мог жить.
Нарушь правила. Пойди на отчаянный, бессмысленный поступок. Разреши себе быть сильнее логики, выше здравого смысла. Презри рациональность.
И только тогда выживешь. А вместе с тобой и тот, кто учил тебя совершенно иному.
— Надо бы огонь потушить. Пока на лес не перекинулось, — подал голос Бран. Вокруг согласно загомонили.
Патрик встряхнулся.
Да, надо было потушить огонь, привести в порядок дома, собрать разбежавшихся собак. Начинать жить заново.
Все смотрели на него. Почему-то они ждали именно распоряжений священника, хотя разве не доказали недавние события, что он последний, кого стоит слушаться?
Однако ведь есть и другие авторитеты.
— Оберни стволы, посчитай деньги, пристегни ремень, — веско сказал Патрик.
Лица мужчин просветлели.
— Бран, тащи лопаты!
— А ведра?
— Их тоже захвати. Рот, отыщи в лесу женщин и с детьми. Скажи, пусть возвращаются.
Охотник послушно кивнул и исчез.
— Это, святой отец… — помялся Дорн. — Может, какое напутствие скажете нам или ещё чего в этом роде…
Священник задумался.
Стоило бы обратиться к Семи Психопатам или Охотнику на Вампиров. Уж кто-то, а они никогда не подводили.
Но Патрик сказал совсем не то, что собирался.
— Если имею дар пророчества, — медленно проговорил он, вслушиваясь в слова, которых никогда не произносил раньше, — и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
Наступило молчание. Люди обдумывали новую весть.
А обдумав, отреагировали на нее так, как только могла отреагировать его паства.
— Гляньте на него! — фыркнула старуха Мара, скорчив такую рожу, будто наелась муравьиных задниц. — Горы он может переставлять! Вечно вы чушь порете, святой отец.