– Зайдём в магазины… – начал было Лесли.
– Потом и зайдёте, – согласился хозяин дома, со стуком ставя кружку с остатками кофе на стол, – а сейчас рано. Да и дойти до магазинов надо. Я на работу, а вы в шкафах поройтесь, Тильда подберёт что-нибудь приличное.
– А ничего так, – крутанувшись, как манекенщик на подиуме, заявил Лесли, когда мы подошли к остановке, – я в этом одеянии прямо-таки неотразим.
Знаю его достаточно давно, чтобы понять – брату просто неловко. Ну не привык человек надевать чужие вещи! Пусть чистые, пусть по размеру… не привык!
В большинстве семей вещи донашивают за старшими детьми, и это в порядке вещей. А если нет… это уже скорее иной социальный маркер, а не показатель достатка.
– Насчёт неотразим ты конечно загнул, – оглядываю его нарочито критическим взглядом. Грубые башмаки, картуз, толстый вязаный свитер, парусиновые куртка и штаны и старенький картуз, – но знаешь… и в самом деле неплохо. Будто для этнографических фотографий вырядился – аутентично и в то же время щегольски.
Брат нарочито приосанился, но видно – отлегло, ушло ощущение пугала. Чуточку подурачившись, Лесли успокоился, и пока мы шли по улицам Копенгагена, с удовольствием заигрывал со спешащими на службу девушками… и ведь с успехом!
– Здесь быстрее, дядя Эрик, – мотнул головой Олав в сторону длинного забора, – я тем летом подрабатывал в доках, знаю немного.
– Надо же, – мелькает мысль, пока мы идём в доки какими-то закоулками, – трущобы настоящие, да и дыры в ограде как бы намекают на воровство портовых рабочих.
– Что-то мне не нравится происходящее, – останавливаюсь, глядя на недружелюбных работяг, – племянничек, в доках ничего не намечалось?
– А! – Небрежно машет тот рукой, – что-то такое в газетах писали. Забастовка, что ли…
– Мать твою Тильду, – вырывается через плотно сжатые зубы. Сейчас тот случай, когда хочется взять недоумка, и ремнём его, ремнём… – разворачиваемся и наза…
Прилетевший в голову камень прервал разговор. Почти успел увернуться, но по касательной всё-таки зацепило.
– Штрейкбрехеры[2], съешь меня рак! – Заорал невидимый Давид[3], – никак от своих отбились! А ну-ка парни, окажем им гостеприимство!
– Стоять! Стоять! – Заорал Джокер на английском, основы которого знают все моряки и портовые рабочие, – мы не датчане, мы вообще…
– Ах они ещё и иностранцы?! Иностранных моряков нанять решили!?
Разгневанные докеры полетели на нас неорганизованной толпой.
– Человек двадцать, этак и забить могут, здоровые ведь мужики. И злые!
Летящего на меня по всем канонам регби давно не стриженного и небритого рыжеволосого здоровяка, встречаю ударом под коленку, с одновременным уходом вбок. Пробежав по инерции несколько шагов, задира упал, будто ему отрубили ногу.