Но даже в группе я, так сказать, не снимал охрану. Держался немного в стороне от товарищей. Не рушил защитную стену, из-за которой трудно было узнать меня поближе. Когда ребята подкалывали друг друга — я включался в игру, но вот когда шутили надо мной — я это совсем не воспринимал. Я не признавался, почему я такой чувствительный. Я чертовски точно не собирался давать повода для возможных насмешек, рассказав им, что мое несчастное детство — из-за уха моего и глухоты. Не хотел я поднимать столь болезненную тему с людьми, которые могли бы использовать это против меня.
«Можешь угощать, но есть не можешь», — говаривали ребята. Это правда. Такой была моя инстинктивная реакция. Они не понимали, как я провел свое детство, будучи объектом насмешек и пристального разглядывания. Да, собственно, с чего бы им это понимать — я ж им ничего не говорил.
Тем не менее, чтобы все время скрывать такую проблему, как у меня, требовалось много усилий, что, конечно, не могло не сказаться на моем поведении. Но справляться с этим любым другим способом мне было очень некомфортно.
Очень скоро выяснилось, что и Питер — человек очень и очень проблемный. Казалось, что он кайфует, когда он создает напряги в группе. Например, однажды после репетиции мы все шли ужинать в китайский ресторан, все тот же, где мы с Джином ели, еще когда Wicked Lester репетировал в Чайнатауне. И там Питер начинает прикалываться над официантом, причем совершенно оскорбительно, по-расистски. Мы обалдели от такого и говорим: «Прекрати, а то из ресторана уйдем сейчас». А он нам: «Уйдете из ресторана — я уйду из группы». Слово сдержал. Мы ушли. И он с нами перестал играть — на несколько дней. Вот такие ненужные драмы он всегда разыгрывал.
Эйс в то время ничего такого не делал, чтобы саботировать группу. Хоть он и был лентяем, но лентяем умным и веселым. Шутки какие-то все время рассказывал. Выпить он любил, но на нашей работе это не отражалось. Поначалу, во всяком случае. Только потом, позже, стал он забывать «соль» своих анекдотов, и спрашивал, какой там финал. В ранние дни, когда мы репетировали или играли концерт, он всегда был крайне собранным.
Как только Питер вернулся, мы забукировали на апрель еще два концерта в Daisy. Народу пришло немного больше, чем месяц назад.
Я все еще учился управлять аудиторией. Чувствовал себя укротителем львов. Единственный способ не быть раздавленным — самому взять на себя всю ответственность. «Круто снова тут играть! — закричал я, якобы мы куда-то в турне уезжали. — Много играли в других местах!»