Дома ступенями спускались к светящейся золотом бухте, а мрачные стекла в окнах серых домов на улице Алеутской и Тигровой сопке уже заполыхали пожарами, зажженными всплесками миллионов ядерных взрывов в бурлящем океане лавы мирового светила. Здание морского вокзала, отделанное темным итальянским стеклом, искрилось, как дорогой топаз на ожерелье великана — города, вольготно раскинувшегося на берегу Великого Тихого Океана.
* * *
Каюта-люкс по правому, словно залитому малиновым сиропом, борту теплохода в мгновение вся засветилась розовым мерцанием от ворвавшихся лучей восходящего солнца. Освобождаясь от серого полумрака, они обнажали недоступные взгляду уголки спальни, где на большой, инкрустированной под орех кровати распластались два молодых тела, мужчина и женщина, слегка прикрытые черными, закрученные в причудливые узоры, бархатистыми простынями.
Женщина, а точнее юная девушка лежала на спине, откинув голову с шикарной копной смолянистых кудрей. Ее глаза, обрамленные пушистыми ресницами, были слегка прикрыты, а высокая упругая грудь с напряженными розовыми сосками тяжело и часто вздымалась, словно у спринтера после финиша. Смуглый живот и тонкие, но достаточно мускулистые ноги слегка подрагивали, выдавая остаточные явления после разыгравшейся совсем недавно бури страстей.
Крупный, атлетического сложения, мужчина с широкой спиной и большими ягодицами напротив, завалился на бок, по-детски подложив руки под голову, и, казалось, спал. Но как только первый солнечный зайчик проскользнул по лоснящейся, словно у хорошего жеребца коже, он вздрогнул, напрягся и, приподнявшись на локтях, встряхнул всклокоченной головой и машинально посмотрел на переборку, где круглые судовые часы показывали без пяти семь. «Вот что значит тренинг» — подумал он, — в любом состоянии запускается мозговой таймер.
— Игорек, не уходи, еще рано, — жалобно, словно ребенок, простонала девушка, обняв тонкой лианой руки влажную и скользкую от пота грудь молодого человека.
Тот осторожно отстранил хрупкую руку и, быстро, натянув высокие трикотажные плавки, начал торопливо одеваться.
— Где моя рубашка, черт побери, — Игорь пошарил рукой по полу, пока не наткнулся на скомканные, снятые второпях вещи. Брюки и рубашка валялись вперемешку с женскими плавками, ажурным бюстгальтером из черного шелка и маленьким комочком шифоновой ткани фиолетового цвета, напоминавшую собой распустившуюся лилию. Этот, небрежно брошенный цветок, еще вчера назывался любимым платьем Анжелы Кривды — старшей официантки ресторана, девушкой достаточно серьезной, но любившей иногда оторваться по полной программе.