— Добрый вечер, — сказала Амбридж, которую я не сразу заметила, потому что ее мантия с ярким цветочным узором уж слишком хорошо гармонировала со скатертью на письменном столе.
— Добрый вечер, профессор Амбридж, — деревянным голосом отозвался Гарри, а я продолжала с отвращением рассматривать декор.
— Ну что ж, садитесь, — сказала она, показывая на маленький столик, покрытый кружевной скатертью, у которого она заранее поставила два стула с прямыми спинками. На столике, лежал чистый пергамент.
Она смотрела на нас, слегка склонив голову на сторону, и широко улыбалась, как будто в точности знала, о чем я думаю. Хотя нет, если бы она знала, о чем я думаю, сейчас бы стояла с ужасом на лице, а не улыбалась.
— Теперь, вы напишете для меня некоторое количество строк, — то есть я пришла сюда для пары строк?! — Нет, не вашим пером! — добавила она, когда заметила, как Гарри потянулся к сумке. Я сумку не брала, сразу договорилась, что одолжу у него. — Вы воспользуетесь моим пером, специальным, — ой, что-то мне не нравится последнее слово. — Вот, пожалуйста.
Она протянула нам черное перо, длинное и тонкое, с необычно острым кончиком.
— Я попросила бы вас написать: «Я не должен или Я не должна лгать», — мягко сказала она.
— Сколько раз? — спросил Гарри, довольно убедительно имитируя вежливость, какой, однако, хороший актер.
— Столько, сколько понадобится, чтобы смысл впечатался, — ласково ответила Амбридж. — Приступайте.
Она отошла к своему столу, плавно села и склонилась над стопкой пергаментов, которые, скорее всего, были сданными на проверку письменными работами. Гарри приподнял острое черное перо, но понял, что кое-чего не хватает.
— Вы не дали нам чернил, — сказал он.
— О, чернила вам не понадобятся, — заверила его профессор Амбридж с крохотнейшей смешинкой в голосе.
Я поднесла острие пера к бумаге и вывела: «Я не должна лгать». Она действительно думает, что это поможет?
Гарри испустил вздох боли, и я резко подняла на него голову, а затем почувствовала, легкую боль на своей руке. Слова, появившиеся на пергаменте, были написаны чем-то ярко-красным. Те же слова возникли и на тыльной стороне моей и его правой руки, будто проведенные скальпелем; но не успела я отвести взгляда от свежих надрезов, как их затянуло гладкой кожей — осталась лишь небольшая краснота.
Гарри оглянулся на Амбридж. Она смотрела на него, растянув в улыбке большой жабий рот. Сука!
— Да-да?
— Нет, ничего, — тихо сказал Гарри.
Он снова посмотрел на пергамент, поднес к нему перо второй раз, написал: «Я не должен лгать». Вновь слова были вырезаны на коже, и вновь надрезы затянулись секунды спустя. Он что мазохист?