— Заметно? — спросил Витька.
Наивный человек, он надеялся, что синяк незаметен.
— Вполне, — сказал я и пошел умываться.
Витька виновато улыбнулся и провел кончиками пальцев по синяку. Он стоял у меня за спиной и говорил:
— Мать меня подвела. Я ей доверился, а она подвела.
Он думал, я буду его расспрашивать. Зачем? Захочет, сам расскажет. Куда важнее было придумать, как уговорить его отца. Я вытирался и придумывал, а Витька рассказывал:
— Понимаешь, я сначала все матери рассказал, чтобы она отца подготовила. Мать ничего, выслушала. Обедом накормила. Потом попросила огород полить, а сама ушла. Я думал, к соседке. Поливаю огород. Вижу, от калитки идет отец. Мать все хотела вперед забежать, а он ее рукой не пускает. Подошел ко мне, спрашивает: «Правда?» Говорю: «Правда». Тут он мне и въехал…
— Ничего себе въехал!..
— Мать подвела…
— Я уже слышал. Переживешь.
Мы вернулись в комнату. На столе лежала записка. Мама написала, что ушла на базар и чтобы я подождал, пока она вернется и приготовит завтрак.
— Видал, какие бывают мамы? — спросил я. Но ждать маму не стал.
Мы доели вчерашнюю колбасу и запили ее холодным чаем. Сахар в нем не растаял, и мы выскребли его из стаканов ложками. Витька сказал:
— Отец пообещал пойти в горком и вынуть у Переверзева душу.
Я поперхнулся. Витькин отец не бросал слов на ветер — можно было считать, что душа Алеши Переверзева уже вынута.
— Очень хорошо, — сказал я. — В горкоме идет скандал, а я слушаю трогательный рассказ о том, как тебя подвела мама.
— Нет еще скандала. На промыслах сегодня погрузка. Отец пойдет в горком после работы.
— Надо предупредить Алешу.
На обороте маминой записки я написал, что ухожу заниматься. Я уже давно перестал посвящать маму в свои дела, если они не требовали непременного ее участия. Так было спокойней и мне и ей. Например, легко представить, как поступила бы мама, если бы я проявил наивность и рассказал ей о вчерашнем разговоре с Инкой. А по-моему, мои отношения с Инкой и многие другие поступки, о которых я не рассказывал маме, никому и ничему не мешали, и я со спокойной совестью скрывал их. Наверное, в этом сказывалось влияние Сережи, но тогда его влияния я не осознавал.
Мы редко пользовались парадным входом, но, чтобы не встретиться с мамой, вышли через парадное.
— Может, лучше подождать тетю Надю? — спросил Витька.
— Зачем?
— Посоветоваться.
— Не надо, Витька, советоваться.
— Почему не надо?
— Знаешь, мама подымет шум… Лучше мы сами попробуем уговорить дядю Петю.
Витька шел по внутренней стороне тротуара, пряча в тени домов синяк. Было раннее утро, и на Витькино счастье нам почти не попадались прохожие. Мы обгоняли ранних пляжников — мам с детьми. Руки мам были напряженно вытянуты туго набитыми сетками. Три года назад к нам приезжал комический артист Владимир Хенкин. Он назвал такие сетки «авоськами», потому что в то время их повсюду носили с собой в карманах, портфелях, дамских сумочках в надежде, авось где-нибудь что-то «дают». Даже моя мама не расставалась с «авоськой». Я был убежден, что Хенкин придумал это название в нашем городе, а курортники развезли его по всей стране.