— Не помню, дружили мы с тобой или нет? — спросил Кулеш.
Он жевал лососину. Дмитрий Сергеевич смотрел на его губы. По этим губам в парке текла кровь, и Севка размазывал ее по лицу.
Дмитрий Сергеевич сказал:
— Вроде мирно жили. Всего один раз подрались.
— Вот теперь вспомнил. Помню, между нами что-то произошло, а что, не мог вспомнить.
— Видел сегодня Лору. Случайно, — сказал Дмитрий Сергеевич.
— Лора, Лора!.. Помнишь, какая девчонка была? Как плавала! Куда все уходит?
— Не заметил, чтобы что-то ушло. Характер у нее тот же.
— Не помню, как ты тогда очутился в горах? — спросил Кулеш. — Она тебе сказала, что мы пойдем за орехами?
— Разве ты там был?
— Был. Понимаешь, произошла небольшая семейная сцена.
— Где же ты был? — спросил Дмитрий Сергеевич.
Кулеш подозрительно посмотрел на него и вдруг захохотал:
— Так чего же мы дрались?
Дмитрий Сергеевич промолчал.
Димка и тогда не очень-то понимал, почему они подрались.
В гостиницу он вернулся один: Кулеш уходил кому-то звонить. Потом они снова пили. О Лоре больше не говорили. К ним подходила певица, похожая на девочку. Вблизи у нее оказалось поблекшее и усталое лицо. Кулеш вертел в руках пустую рюмку.
— Не берет, а пить больше не хочется. Сильная штука — память детства! — сказал он.
Дмитрий Сергеевич постоял в гостиной. Весь вечер было похоже, что Кулеш в чем-то ему завидовал. Слышно было, как в ванну наливалась вода. В огромном номере он чувствовал себя гостем. В своей комнате в Лиепае он тоже был гостем. Он был хорошим соседом, потому что жил в своей комнате не больше трех месяцев в году.
Дмитрий Сергеевич зашел в кабинет — в кабинете он еще не был, — включил и выключил настольный свет. Потом снова его включил.
На письменном столе лежали три двойных листочка почтовой бумаги и три конверта. И бумага и конверты — фирменные, с видом гостиницы в левом углу. В мраморной подставке торчала автоматическая ручка. Двадцать лет он никому не писал писем — потребности не было. А сейчас некому было писать. Он открыл сегодня, что в общем-то жизнь его проходила совершенно благополучно, и не знал, как к этому открытию относиться. Он взял листок бумаги и написал: «Димка, будь счастлив!», «Дима, ты счастлив?» Лора могла бы задать вопрос полегче: он просто над этим никогда не задумывался. На службе ему постоянно сопутствовали удачи. Его траулер всегда вылавливал больше рыбы, чем другие суда, — он чувствовал море и, казалось, знал все, что замышляют косяки рыб, как будто жил между ними. Но когда его просили поделиться опытом, ничего не получалось: оказывалось, все, что он говорил, было известно капитанам. Сложилось мнение, что ему просто везет. Со временем он тоже стал так думать.