, что при незакрытом затворе может вызвать тяжелые ожоги и смерть для расчета.
Что при этом творилось у флешей, где в плотную кучу сбилась чуть ли не половина французской армии, слабонервным дамам лучше не описывать. Плотные белые клубы дыма, вспухающие с некоторым недолетом перед французским строем, видимо, производили эффект, схожий с картечным обстрелом. Пушки, люди, кони – все это, сбившееся в плотную массу перед флешами, подвергалось беспощадному истреблению, при этом ответные французские ядра не долетали до позиций артанских артиллеристов. Долго терпеть такой безнаказанный обстрел, убивающий самым беспощадным образом, французы не смогли и, оборотившись кругом, под громовые крики «ура» и улюлюканье русских солдат побежали прочь на свои прежние позиции, откуда и начали сегодняшнее наступление. При этом они бросали пушки, знамена, своих раненых товарищей, лишь бы оказаться подальше от того места, где их так беспощадно убивают. И именно в этот момент из опушки Утицкого леса стали выходить неровные цепи артанских пеших полков. Не осталась на месте и русская линия, ранее отошедшая на рубеж Семеновского оврага; теперь она перешла в наступление, чтобы, соединившись с нежданными союзниками, добить злобного врага, незваным гостем вторгшегося на русскую землю.
Четыреста шестьдесят третий день в мире Содома. Заброшенный город в Высоком Лесу.
Кавалерист-девица Надежда Дурова.
Когда меня ранило, я даже не почувствовала боли. Я видела взмах палаша, рукоять которого сжимала рука французского кирасира, пыталась парировать его своей саблей, но немного не успела – и его лезвие врубилось мне в левое бедро. Сапог тут же наполнился чем-то горячим, я пошатнулась в седле и, выпустив из ладони рукоять сабли, упала на шею верному Орлику. С ужасом и тоской я бросила взгляд на свою ногу, которая была разрублена наискось до самой кости; из нее фонтаном хлестала кровь.
Смертный холод охватил мою душу; в каком-то отчаянном, инстинктивном желании обмануть смерть, спастись, я попыталась дать Орлику шенкелей, чтобы вырваться из этого ада, где люди и кони сошлись в жестокой схватке, где лязгает сталь о сталь и гремят выстрелы. Я не задумывалась о направлении, просто отчего-то мне казалось в ту минуту, что для того, чтобы выжить, необходимо двигаться, неважно при этом, в какую сторону. Но левая нога меня не слушалась; более того, я потеряла равновесие и неловко соскользнула с конской спины на землю, из последних сил удерживаясь руками за поводья.
Тогда-то и пришла боль. Она была мучительной; кажется, я стонала, скрипела зубами… Эта боль была похожа на всепожирающее пламя – она подавляла собою остальные чувства, не давая думать больше ни о чем. Я пыталась ползти – неважно, куда и зачем, лишь бы не оставаться на одном месте. И все это время где-то рядом ржали кони, гремели выстрелы, и сталь лязгала о сталь. С трудом преодолев несколько метров, я осознала, что это все, на что я была способна. Единственное, что мне удалось сделать – это перевернуться на спину. Мне хотелось видеть небо – то самое небо, с которого на меня сейчас взирает Всевышний… Наверное, во мне говорило неосознанное желание привлечь Его внимание, попросить о спасении мертвеющими губами, хотя бы об облегчении этой невыносимой боли…