– Почему? – спрашивает она.
«Потому что нельзя упасть на того, кто не существует», – думает он. Может, он и одичал, но не совсем выпал из реальности и знает, что ненормально говорить такое. Поэтому ничего не отвечает.
* * *
Харун покупает медикаментов больше необходимого. Ему кажется, если он соберет правильную аптечку, то сможет задержать Фрейю настолько, чтобы придумать, как представить ее Джеймсу, который уже заблокировал его и не увидит сообщений. А если и увидит, то наверняка не поверит. Но как только Джеймс увидит Фрейю во плоти, то обязательно поймет: это знак, что они должны быть вместе.
Харун кладет в корзину флакон перекиси водорода, упаковку пластырей, бинт, какой-то тейп, неоспорин и ножницы. Из-за Фрейи он проходит мимо обычных лекарств и выбирает дорогие бренды. Все вместе выходит почти на тридцать долларов, и он платит из тех денег, что приберег на свою поездку. Так приятно совершить что-то достойное, даже если его намерения не совсем благородны. Но ему хочется думать, что он помог бы точно так же, если бы это была не Фрейя. Только, наверное, купил бы бинты подешевле.
* * *
Пока Фрейя сидит на цементном выступе, Натаниэль с помощью ножниц достает застрявшее в ступне стекло. Осторожно прочищает рану перекисью – должно щипать, но Фрейя даже не морщится.
«Бесстрашная», – думает он.
Натирает ступню мазью и медленно заматывает бинтом.
Он не спешит. Потому что методичен по природе своей, а еще ему невероятно нравится прикасаться к человеку, особенно к этому. Натаниэль уже так давно одинок. И пока он держит ногу Фрейи у себя на коленке, слегка пачкая джинсы ее кровью в дополнение к той, что осталась на его футболке, когда он вытирал ее лицо, внутри него что-то проклевывается. Он представляет себе птичку, такую крошечную и беспомощную. Вспоминает, как с карниза их дома упало гнездо, и они с папой пытались спасти птенцов, подкармливая их с пипетки. «Надежда – штучка с перьями», – процитировал его папа Эмили Дикинсон, но потом птицы погибли, и Натаниэль понял, что скорее это горе – штучка с перьями.
Он не хочет надеяться. Не может себе этого позволить. Но вот он, этот трепет в груди, и все из-за симпатичной девушки (красивой девушки) с красивыми глазами (грустными глазами), которая позволяет ему держать свою босую ногу, пока он обматывает рану, в которой сам же виноват.
Он не хочет надеяться. Но и отпустить не готов. Есть ли некая золотая середина, место, где он может позволить себе немного человеческой доброты, ни к кому не привязываясь? Привязаться ведь так легко. Три птенца, коробка из-под обуви и пипетка. Они похоронили их недалеко от того места, где развеяли прах Мэри. Его папа плакал.