Обладай потерянные души способностью получать физические увечья, зубы Дымка стерлись бы в порошок. Воздух вокруг него завибрировал, а он сам заметно побелел, всем своим видом выражая крайнюю степень раздражения и недовольства.
— Глубинный приспешник Нагхара осмелился вмешаться, — процедил Дымок, подразумевая теневого охотника. — Отныне отследить местоположение «Черного призрака» снова невозможно.
Я даже не понимала, огорчило меня такое известие или же нет. Просто была слишком вымотана, чтобы всерьез об этом задумываться.
Неожиданно дверь каюты открылась, и внутрь вошел кок собственной персоной. Зрелище было умопомрачительное: угрюмый гнолл, нагруженный подносом, на котором стояли не только тарелки с едой, но и хрустальная ваза с синим цветком…
— Ваш обед, — пробубнил он, плюхнув поднос на стоящий рядом с кроватью столик. — Приятного аппетита.
«Приятного аппетита» прозвучало так, словно мне пожелали отравиться. Впрочем, к тяжелому характеру гнолла мне было не привыкать, так что я не обратила на то никакого внимания. А вот есть не хотела совершенно — один только запах рыбной похлебки вызывал тошноту.
— Капитан сказал, нужно поесть, — монотонно произнес хмурый кок. — И просил передать, что если «синеглазка» будет отказываться, то он придет и накормит ее лично. Из ложечки.
Зная Флинта, в осуществлении его угрозы я не сомневалась, поэтому зачатки аппетита во мне проснулись практически моментально. Я даже нашла в себе силы присесть и, переставив поднос к себе на колени, отправить в рот пару ложек похлебки. Объективно еда была вкусной, но запах по-прежнему вызывал отвращение, так что пришлось играть в актрису и изображать хотя бы видимость того самого аппетита.
Исполнив поручение капитана, кок поплелся к выходу и покинул каюту, смачно хлопнув дверью. Как только его шаркающие шаги затихли, поднос перекочевал обратно на столик, и я обессиленно упала на подушки.
— Вам и вправду стоило бы поесть, — заметил Дымок.
— Не могу, — страдальчески протянула я, борясь с накатившим головокружением. — Ничего не могу… и не хочу.
Даже не отпускающее беспокойство о сослуживцах было каким-то ленивым, поблекшим всего за несколько минут. Я чувствовала опустошение, как физическое, так и моральное, а еще — невыносимую усталость, спасения от которой не имелось ни наяву, ни во сне. Нужно было о многом подумать, многое осмыслить, но сил на то не осталось никаких.
— Или вы будете есть самостоятельно, или я выполню обещание Кайера Флинта за него, — флегматично произнес Дымок, вдруг оказавшийся у изголовья кровати. — Выбор за вами.