Он открыл бумажный пакет. В нём находился металлический диск со сквозным шестиугольным отверстием. Войдя в кабинет, Торндайк поднял с пола шайбу, которую надевал на кинжал, и положил её на бумагу рядом с первым предметом. Эти два диска имели одинаковый размер, и по краю каждого шли одинаковые метки, соответствующие нарезке ствола.
Инспектор некоторое время молча и пристально разглядывал эти два диска, а затем повернулся к Торндайку:
— Сдаюсь, доктор. Вне всяких сомнений, вы правы, но убей меня Бог, если я понимаю, как вы до этого додумались. Теперь единственный вопрос, кто стрелял и почему никто не услышал выстрела?
— Относительно последнего, — сказал Торндайк, — вероятно, он использовал сжатый воздух, что не только уменьшило звук выстрела, но и позволило не оставить следов пороха на кинжале. Относительно первого, думаю, что могу назвать имя убийцы, но доказательства придётся поискать вам. Вы, наверно, помните, — продолжал он, — что, когда доктор Джервис стоял, как будто заводя часы, я сделал мелом метку на полу, где он стоял. Затем, встав на это помеченное место и выглянув из открытого окна, я смог увидеть два окна дома напротив. Это были окна на третьем и четвёртом этажах дома № 6 по Котмен-стрит. На третьем этаже помещалась фирма архитекторов, а четвёртый занимал комиссионер по имени Томас Барлоу. Я заходил к мистеру Барлоу, но, прежде, чем описать своё посещение, я временно перейду к другому вопросу. У вас нет случайно с собой тех писем с угрозами?
— Есть, — сказал инспектор и вынул из верхнего кармана бумажник.
— Возьмём первое, — сказал Торндайк. — Вы видите, что бумага и конверт — самые обычные, а надпись неграмотная. Но чернила с этим не согласуются. Неграмотные люди обычно покупают чернила в бутылочках по одному пенсу. А этот конверт надписан дихроическими чернилами Дрейпера — превосходными офисными чернилами, продаваемыми только в больших бутылках, а красные чернила, которыми написано само послание, неотфиксированные алые чернила, которыми пользуются чертёжники, при этом текст написан, как вы можете видеть, перьевой ручкой. Но самая интересная вещь в этом письме — рисунок в верхней части. В художественном смысле он ничего собой не представляет, а анатомические детали черепа просто смешны. И всё же рисунок выполнен очень аккуратно. В нём чётко видна чистая ровная линия механического чертежа, сделанного твёрдой опытной рукой. Кроме того, картинка абсолютно симметрична: например, череп находится точно по центру, а если мы посмотрим через лупу, то увидим, почему это так — мы обнаружим следы нарисованной карандашом оси симметрии и поперечных линий разметки. Кроме того, линза демонстрирует кусочки мягкого красного ластика, с помощью которого карандашная разметка была затем стёрта. Все эти факты, взятые вместе, предполагают, что рисунок был сделан кем-то, кто привык чертить детали машин. А теперь мы возвращаемся к мистеру Барлоу. Когда я заходил, он отсутствовал, но я взял на себя смелость оглядеться в его офисе, и вот что я увидел. На камине лежала двенадцатидюймовая самшитовая линейка, такая, какой пользуются инженеры, кусок мягкого красного ластика, и стояла четырнадцатифунтовая бутылка дихроических чернил Дрейпера. С помощью уловки я добыл образец офисной почтовой бумаги и чернил. Сейчас мы их исследуем. Я обнаружил, что мистер Барлоу — сравнительно новый арендатор, что он довольно мал ростом, носит парик и очки, а его левая рука всегда в перчатке. Он покинул офис этим утром в 8:30, но никто не видел, когда он пришёл. У него с собой был почти квадратный чемодан и ещё один узкий и длинный, приблизительно пяти футов в длину. Он взял такси до вокзала «Виктория» и, очевидно, сел на поезд 8:51 в Чатем.