— Зачем же тогда ваша Золотая Рыбка к нему подсела? — сощурился я. — Если у вас к нему никакого интереса?
Что-то в сегодняшнем вине было такое, отчего я слишком быстро хмелел и еще больше заводился.
— Ну, не работой же одной!.. Он приятный собеседник, насколько я знаю… холост… перспективен… да и выбор, чтобы, как вы изволили заметить, трахнуться по-простому, без извращений, у девушек тут весьма невелик!
Я обвел зал глазами: выбор действительно был так себе. Дедуля-живчик, неизменно пробегающий под моим окном в восемь утра, парочка безликих, с вдохновением ударяющих по кухне пузанов, от веса которых даже здешние тренированные битюги приседали, да штук пять заядлых гольфоманов с загорелыми обветренными физиономиями… или же это рыбаки? Плюс те, кого мне представляли ранее: Синяя Борода и Карабас-Барабас. Последний безудержно хохотал какой-то шутке, отпущенной Золушкой номер один. Похоже, эта парочка стала неразлучной. Как и мы… в глазах остальных… Серый Волк и я… Волшебный, блин… Фей!.. Нафеячился, мать его… как можно было так нажраться вином, пусть даже и самым лучшим?!
— Вам нехорошо, Лева? — заботливо спросила Светлана… Лючия… Серый… нет, Серая… бл…дь, Королева! Королева… бля…ей! Золушек от информации… подкладываемым этим… всем этим Принцам-от-неправедного-капитала! Не-е-ет… один праведный вроде есть… сидит с кислой рожей… мать его растак и разэдак! Действительно, КАК ему это удалось? Если никому раньше не удавалось? Купил яблочко, помыл, продал в два раза дороже… купил на эти деньги два… потом пять яблочек, помыл, продал… десять, двадцать… три вагона! А потом-таки не выдержал и придушил деда подушкой! Втихую! И никому не сказал. И никто не видел. А дедушка был ста-а-аренький… не бегал уже по утрам… не следил за здоровьем… не мерил давление… а нажирался вдрабадан винищем у себя в скромном пятиэтажном особнячке… во дворце с видом на лес… Король умер, да здравствует Король!.. Го-о-оспо-о-оди-и-и… как я пьян! И что я несу!.. Одно радует — хоть не вслух…
— Хорошо… — сквозь зубы процедил я. — Все… хорошо!
Сегодня уже не надо было идти к Кире, я уже не был БОЛЬНЫМ… я выпадал из круга ее ежедневных забот… я уже никем не был… вернее, я был и оставался НИКЕМ. Да, именно так. Но отчего же мне вдруг так мучительно захотелось хотя бы позвонить ей?
Да, позвонить — и рассказать все: и о девшихся неизвестно куда страницах… и о том, как мне хорошо было с ней вчера… и даже об этом — что происходит прямо сейчас. Что я понял… понял все! Что мне никогда не подняться до высот гения… Что я так и останусь поднаторевшим ремесленником, попавшим в струю графоманом! И что мне противна эта женщина с холодными глазами, ищущая во мне неизвестно что… И что… что, кажется, я влюбился! В нее, в Киру. Нет, это полный вздор!