— Ты и сейчас хороший врач! — горячо начинаю я, но она не слушает.
— И я бы не ушла из хирургии, это было мое… не то что здесь!.. Но… он умер-таки по моей вине. День был очень тяжелый, ургент везли с утра до ночи, я уже еле на ногах стояла… Операция была сложная, и я чувствовала, что просто отключаюсь. Оставалось только наложить швы, и я доверила это ассистенту. Ординатору… практиканту. Ты этого не знаешь, я скажу по-простому: швы накладываются везде по-разному: внутренняя часть зашивается одним способом, наружная — другим… много разного и по отдельным органам… нюансов, — но нельзя ничего делать не так, как положено. И я должна была не уходить или хотя бы спросить, как он зашил. А этот молодой идиот… он тоже устал… и сделал как проще и быстрее. Это было первого января. Очень тяжелое время для больницы скорой помощи… всегда. И… в отделении тоже пили. Новый год, — она тяжело сглотнула, — и все такое… Короче, у пациента ночью открылось внутреннее кровотечение, и никто не пришел проверить. Его еще можно было спасти, но никто не пришел. И я… я тоже не пришла. Хотя это был МОЙ больной. Я… я просто сдала смену и уехала домой. С облегчением. А потом мне позвонили. Он умер. И к тому же оказался сыном очень непростого человека. Да какая разница, главное — умер. Хотя мог бы жить и радоваться… Он был совсем молодой, единственный сын у родителей. Только женился, ребенок должен был родиться через два месяца… Родился… Без отца. А меня уволили и должны были судить. Но неожиданно возникла она — Светлана. Не знаю, что она сделала и где… надавила или договорилась, но меня оставили в покое. А потом она приехала и пригласила меня работать здесь. Это было не по профилю, но лучше, чем ничего. И я обязана ей, понимаешь?
Я понимал. Пожалуй, я даже СЛИШКОМ понимал. Светлана желала владеть информацией, и врачебные тайны наверняка тоже входили в этот круг. К тому же удобно иметь своего человека, а заодно и опытного медика под рукой, когда работаешь с молодыми и порой неосторожными в связях женщинами. Венерические заболевания, может быть, аборты, а она ведь не была — она ОСТАВАЛАСЬ хорошим хирургом, Кира! И она будет молчать, потому что обязана! Благодарна. Признательна. Зависима. И, наверное, еще и порядочна, а такие молчат ВСЕГДА.
Мир номер три. Прошлое. Я не хочу становиться взрослой
— Как тебя зовут? — мягко спрашивает женщина.
— Мирабелла… — тихо, едва слышно шепчу я.
— Какое красивое имя! — говорит она и мягко берет меня за руку. У нее все мягкое — пальцы, голос, взгляд и свитер, к которому я случайно прикасаюсь, тоже какой-то особенно мягкий. Комната же, в которой я стою, наоборот, вся жесткая. Твердая. Железная. С остро заточенными углами и режущим взгляд порядком. Здесь все разложено очень ровно, словно по линейке, и нигде ничего лишнего. Мы все, все до единого, боимся и комнату, и ее хозяйку. «Сейчас вот возьму за шиворот да к директору отведу!», «Если не прекратите орать, отправитесь в кабинет!», «Вы — да, да, вы двое… к директору давно ходили?»