Записки старого книжника (Осетров) - страница 119

— Что является для нас живым наследием? Как оно «вписывается» в современность?

— Пусть это будет смелый поэтический оборот древней былины или короткая запись в летописи, могучий силуэт кремлевских стен на фоне закатного неба или очерк рублевской иконы, изделие вологодских кружевниц или задушевный запев народной песни, чеканный пушкинский стих или певучая мелодия Глинки…

Когда бурная волна байронизма прокатилась по Европе, на поэзию мировой скорби мы ответили стихами Пушкина с его жизнерадостным приятием мира, мудрой простотой, эллинским чувством прекрасного. В портретном искусстве Европы начала XIX века славился острый и проницательный Энгр, блестяще-поверхностный Лоренс, — мы выдвинули нашего Кипренского, более скромного, но вдумчивого и проникновенного. Мы послали нашего Щедрина в Италию, и он смотрел на соррентский залив глазами русского человека и подметил в нем красоты, которых не замечали другие. Западные символисты то замыкались в кругу личных переживаний, то уводили в край запредельного, — наши символисты, пройдя через их творческий опыт, торопились вернуться к жизни, и потому Александр Блок в поэме «Двенадцать» сливал свой голос с голосом пробужденного народа.

Через творения великих художников народ давал свой ответ на мировые вопросы — такова мысль ученого. Через книги исследователя мы постигаем мировое искусство во всей его красочной и многозвучной сущности и полноте. Мы не можем не испытывать благодарности к человеку, который беспределен, как мир.

1980 год.



ИВАН ДРУКАРЬ. АФАНАСИЙ НИКИТИН. МАКСИМ ГРЕК

Ничто же подобно долголетно есть, яко книг издание.

Николай Спафарий, 1673 г.

Ивана Федорова, всесветно знаменитого основателя книгопечатания в России и на Украине, знает у нас едва ли не каждый. Но подлинное место создателя типографских шедевров в историко-культурных связях его времени да и в последующие эпохи немногие представляют в подлинном виде. Между тем Друкарь Москвитин, как его часто называли в западных землях, был одной из основных просветительских фигур шестнадцатого столетия во всем славянском мире. Говоря без преувеличений, по размаху деяний, по выразительности тени, отброшенной в будущее, он напоминает таких возрожденческих титанов, как Иоганн Гутенберг, Альбрехт Дюрер, Франциск Скорина… Наш просветитель Иван Федоров не только вооружил Русь Московскую и Украину подвижными типографскими литерами, что сделало и в последующие времена книгу куда более доступной, чем та, которую медленно изготовляли согбенные писцы в уединенных монастырских кельях — те самые книгочеи-переписчики, боявшиеся, как черт ладана, описок и все-таки делавшие их. Иван Первопечатник вслед за «Апостолом» выпустил в Москве «Часовник», основную учебную книгу на Руси. По содержанию она была литургической, но предназначалась не для священников, а для прихожан. Друкарь снабдил приспособлениями для печати своих современников и потомков на десятки лет вперед. Москва, земли, которые потом стали называться украинскими и белорусскими, получили в свое распоряжение безукоризненные издания, ставшие навсегда образцом и гордостью отечественной культуры. Наконец, необыкновенно важна была деятельность его учеников — Петра Мстиславца, сыгравшего выдающуюся роль не только в Москве, но и в Вильнюсе, Андроника Невежи: его последняя книга вышла в 1602 году и способствовала выработке стиля московских изданий XVII века… Иван Федоров показал, как многое может сделать один человек, осознав притягательную силу просвещения, вооружившись на всю жизнь девизом: «Надлежит мне духовные семена по свету рассеивать…»