— Не нужно. Я не буду… — Я попыталась снять туфли. — Мне вообще больше другие нравятся, поудобнее, — показала на те, что были дешевле.
Пусть не думает, что я его раскручиваю, и в мыслях не было… И так неловко!
— У нас все удобные, — обиженно заявила продавщица. — В этом особенность нашей марки.
— Эти красивые, — сказал Михаил с восхищённой улыбкой.
— Нет, лучше другие! — ответила я, решив хоть в чём-то настоять на своём, словно это был последний редут.
— Прекрасно! — рыкнул он. — Значит, мы берем все её размера!
— Нет!
Я вспыхнула и бросилась на улицу. Мне нужен был воздух! Слишком горячо было внутри. И влажно там, где не должно… А туфли действительно были удобные, несмотря на каблук. Ноябрьский вечер охладил горящие щеки, словно контрастный душ.
«Приходи в себя! Приходи в себя, Вика! Это плохо кончится!» Я замялась. Идти прочь? Стоять? Как, чёрт возьми, поступают в таких случаях?! Если директор сошёл с ума, и я, кажется, тоже… В чужом городе. Усатый водитель с улыбкой распахнул передо мной дверцу в салон. А с тыла продолжилась атака. Кажется, в шахматах такое положение называют цугцвангом… Михаил поймал мою кисть, немного развернул меня к себе и спросил:
— Всё хорошо?
— Всё неправильно… — Разве я могла ему сказать, что уже почти не контролирую себя, что он играет не по правилам. Или существуют только его правила?
— Правильно. Сотруднику в командировке компания обязана возместить ущерб. В моём лице. — И улыбнулся, окончательно обезоруживая меня.
— Это было лишним…
— Ничуть. Поедемте.
— А теперь куда? — растерялась я.
— Домой.
Правильно. Хватит Парижа с его улицами и перебором романтики! Холодный душ, закрыться в комнате и спать. Завтра он снова станет удавом и заставит меня работать, как машину. Это только Париж, только вино в наших головах! Утром выветрится. А туфли можно сдать. Хоть и жалко…
Но Михаил снова сел рядом со мной на заднее сиденье, взял меня за руку и поцеловал. А я опять не смогла сказать: «Нет»…
* * *
Мимо проплывали огни, набережная Орфевр, Сена, но разве они имели сейчас какое-то значение?
Мои глаза закрывались, губы, волосы, лицо — всё было его. Без спроса, но уже отданное. Всё было наваждением: его запах, руки, блуждающие по моей спине, талии, бёдрам, электричество, пробегающее по телу волнами пульсаций. Казалось, так не бывает, потому что никогда не было. Внутри всё дрожало и плавилось… Щедрый на поцелуи и лёгкие прикосновения, сменяющиеся напором, Миша оказался чудесно нежен. Чувственные пальцы касались шеи, мочки уха, чуть сдавливали от жадности и снова отпускали. В этом было столько силы, дыхания и той самой химии, о которой часто говорят, но редко встречают… Когда два запаха, два дыхания смешиваются, и уже невозможно остановиться. Когда не нужно слов и причин, и есть одно лишь желание — пожертвовать разумом до конца.