После этого доктор приступил к осмотру, начав, все же, с Андрея. Начал с раны на левом плече. Поругал лекаря, наложившего шов, но, в основном, остался доволен. Рука двигалась во всех направлениях. Болевые ощущения возникали только в крайних ее положениях.
— Со временем пройдет, — сказал доктор.
Шов на бедре тоже вызвал неудовольствие доктора, а вот от шины на сломанную ногу он пришел в восторг, заметив, что такого лекаря он бы с удовольствием взял себе в помощники. Шину он снял, сказав, что кости уже срослись, и пора расхаживать ногу. Что же касается горячки, то доктор, послушав кашель и дыхание Андрея, заявил, что затронуты лишь самые верхушки легких и бронхи. Через неделю-другую все пройдет.
Хуже дело обстояло с Анджело. Раны его почти зажили, а вот простуда сидела в самой глубине легких. Медицина в таком случае была почти бессильна. Растирать спину и грудь медвежьим салом и пить горячее молоко с медом. Вот все, что мог порекомендовать доктор. А дальше, как Бог даст. Надо бы ему поскорее убраться в свою Италию, подальше от петербургских холодов и сырых ветров. Но до весны об этом и думать нечего.
Перешли в комнату, где лежал Федька. Впрочем, он не лежал, а сидел одетый. Вчера, после бани, жар у него поутих, кашель на время прекратился тоже, но утром кашель вернулся обратно.
Иван Николаевич, следовавший за доктором из комнаты в комнату, сказал доктору, что и сына, и французского офицера после ранений лечил Федька. Он вынимал пулю из плеча, зашивал раны, накладывал шину на сломанную ногу. Блюменберг изумленно посмотрел сначала на старого полковника, потом на Федьку.
— Вы шутите, ваше превосходительство! — сказал он. — Как может человек без специального образования выполнить такую тонкую работу? Покажите мне ваши руки, молодой человек, — обратился он к Федьке.
Тот протянул доктору обе руки с длинными тонкими пальцами. Доктор внимательно осмотрел их. Потом показал его и свою руку Ивану Николаевичу: — Вы правы, ваше превосходительство. У него руки хирурга. Готов взять его к себе в помощники, как и обещал, отпустите?
— Он вольный человек, может поступать, как хочет, — ответил Иван Николаевич. — Ну что, Федор Конев, пойдешь в обучение к доктору?
— Нет, барин, не пойду, — ответил Федька, — лет бы двадцать тому назад, может, и пошел бы, а сейчас — ни за что. Вы и представить себе не можете, каких мук я натерпелся, когда раны господам офицерам врачевал. Руки делают, а глаза боятся даже смотреть в эти раны! Куда страшнее, чем в атаку идти. Там все вместе в бой идут. А тут стоишь над раненым, а все на тебя смотрят. Ни за что больше на такое не пойду.