Крыши некоторых хат облили керосином из ламп и подожгли. Но мокрая солома не загорелась, а только обгорела.
Некоторое время спустя батарея ночевала на этом самом хуторе. Жители, конечно, нас не узнали и рассказывали нам о зверствах, но о причине умалчивали. Смерть капитана Мея была большой потерей для батареи – он был прекрасный офицер. Для меня же он был примером, часто помогал мне советом.
Я заболел и доктор отправил меня, юнкера Мокасея-Шибинского и еврея-портного в Мариуполь, в наш обоз второго разряда. Я дал Гайчула поручику Лагутину. Карабин остался у брата.
Мариуполь
Мы приехали в Мариуполь по железной дороге. Оказалось, что наш обоз второго разряда ушел несколько дней назад в Таганрог. Еврей-портной тотчас же нашел знакомых и от нас отделился – больше мы его не видели.
С Мокасеем-Шибинским мы шли по главной улице, не зная, что нам делать, когда увидали только что открытый лазарет. Мы вошли в него и были приняты, кажется, первыми больными. Какая роскошь! Чисто, просторно, тепло и светло. Настоящие кровати с простынями, наволочками, внимательные доктора, хорошенькие сестры. Мы попали, как в рай. Какое блаженство вымыться в ванной, одеться во все чистое, освободиться от вшей, спать в чистой постели, не бояться быть разбуженным выстрелами.
У Мокасея был возвратный тиф, у меня плеврит, мне ставили банки.
Вскоре лазарет наполнился больными. Из первых пациентов образовался «клуб», который держался на моей кровати и на кровати моего соседа, вольноопределяющегося Ингерманландского гусарского полка москвича Смирнова. Сестры были с нами дружны и посещали наш клуб.
Доктора и сестры иногда прибегали к помощи нашего клуба, чтобы установить порядок среди новоприбывших. Помню один случай. Прибыл юнкер гвардейского полка и не хотел отдавать винтовку, желая положить ее в кровать рядом с собой. Главный врач, старичок, тщетно пытался ее у него вырвать. Юнкер ее не отдавал, и вся палата гоготала над этим неприличным зрелищем. Тогда я встал, подошел к юнкеру и тихим, но решительным голосом сказал:
– Юнкер, я офицер и приказываю вам подчиниться правилам лазарета.
Юнкер вытянулся и отдал винтовку, смех смолк, доктор унес винтовку, а я, сильно покраснев, ушел к себе.
После этого я стоял у окна. Ко мне подошел больной, видимо, офицер.
– Вы меня не знаете, но я вас знаю. Я вас и вашего брата наблюдал на станции Тихорецкой (когда нас перебрасывали на Украину с Северного Кавказа). Знаете ли вы, что это такое?
Он показал мне в горсти руки такую же картонку, как тогда показал мне капитан Мей. Только на его картонке вместо двух было четыре поперечных лычки, что означало высокий чин монархической организации.