Поэтому жаркое влажное лето он встречает под ясным голубым небом ирландских земель и впервые надеется, что Несса, придуманная ее взбалмошной дочерью или же нет, будет права. Он больше не ждет, что та явится во сне и к нему тоже или что когда-нибудь он услышит ее голос в полудреме; Клементина все реже говорит о ней. Должно быть, его время рядом с юной ведьмой, набирающей силы, подходит к концу.
Об этом он пытается договориться со всеми богами, каких только удается вспомнить: пусть уже девочка найдет себе счастье на родных островах, а ему даст уйти. Он достаточно пожил рядом с ней и достаточно выстрадал, чтобы рассчитывать на желанный покой.
Серлас старается не говорить об этом, не думать даже, но паразит сильнее любой болезни сидит в нем уже давно – идея, что отравляет разум, точно змей-искуситель. Годы, прожитые им рядом с подрастающей девочкой, оставляют на них обоих заметный след: она взрослеет, приближаясь к возрасту своей матери. Нессе было едва ли девятнадцать лет, когда они впервые встретились. А он, сколько бы времени ни прошло, никак не стареет.
Значит ли это, что Несса оставила его жить не ради дочери, а вместе с нею? Значит ли это, что невидимая сила, недоступная ни глазу человеческому, ни пониманию, отводила большие беды от него, Серласа, защитника Клементины, чтобы он стал и ее спутником? Смеет ли он думать о таких вещах, с давних пор обещая лишь беречь дочь ведьмы?
Никто не предупреждал его, что отпускать повзрослевшую девушку навстречу обычной жизни будет ему в тягость. Никто не обещал, что долгожданную свободу от ведьминских проклятых пут он примет с отрадой.
Иногда собственные фантазии кажутся ему единственной правдой, несмотря на воспитание, подаренное Нессой, и мораль, которую он выучил сам. Людские сплетни так плотно, так сильно скрутились вокруг их крохотной странной семьи – отца и дочери, брата и сестры, какими он и Клементина представляются обществу, – что Серласу сложно отличить выдуманные кем-то злые наговоры от реальности. Ему не нравится то, что говорят о нем и Клементине люди вокруг. Еще больше он ненавидит растущие, как снежный ком, сплетни о ней и подмастерье сапожника.
– Еще лето не кончится, – смеются горожане, – а мы уже будем гулять на их свадьбе.
Знали бы люди, какая сила вытягивает из их уст подобные разговоры, держали бы язык за зубами.
Серлас сам хотел, чтобы Клементина наконец нашла себе мужа и успокоилась. Теперь же за подобное решение он корит себя. Корит? Нет-нет, ненавидит! Презирает за то, что вообще допускает мысли, которые выдают в нем человека, мужчину, а не отца или брата юной девушки, и не может набраться смелости, чтобы принять их окончательно.